Линда Миллер - Уиллоу
– Моя мать была настоящей пыткой для тебя, да? Уиллоу кивала, когда Гидеон прошел мимо нее, чтобы поставить кофейник на плиту.
– Я ведь тоже была пыткой для нее. Каждый раз, когда она смотрела на меня, она должно быть видела Частити.
– Да.
Он стоял совсем рядом с женщиной, которую любил, и ему хотелось, чтобы она подняла глаза от этой проклятой шкатулки, бросилась к нему, назвав его по имени, как делала это прежде. Это было бы куда как лучше, чем то безумие, которое, казалось, овладело ею.
– Сядь, – сказала она наконец, как будто он был соседом, зашедшим на чай, а не мужчиной, которого она так неистово любила на сиденье коляски, среди пьянящей травы, на пустой кровати наверху.
Гидеон сел. Ему хотелось, чтобы она смотрела на него, а не сквозь него.
– Ты была на улице? – решился он спросил после долгого, долгого молчания.
На плите выкипал кофе, шипя и выплескиваясь.
– Да, – ответила она, когда он поднялся со стула и схватил ручку кофейника. Гидеон обжегся и пробормотал какое-то ругательство.
С Уиллоу мгновенно спали чары; она оторвалась от стула и настояла, чтобы он позволил ей осмотреть ожог.
– Черт возьми, – сказала она и потащила его через всю кухню к ведру с водой, погрузив в него руку Гидеона.
Напрягшиеся в момент ожога мышцы на теле Гидеона облегченно обмякли. Более того, он смог вызвать какую-то реакцию Уиллоу.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Она посмотрела на него так, словно удивилась чему-то.
– Что ты сказал?
Гидеон вынул руку из воды, но почувствовал такую боль, будто она горит, и снова быстро погрузил ее.
– Я сказал, что люблю тебя, – повторил он.
– Да, – ответила Уиллоу, и в ее глазах снова появилось это пугающее безумное выражение.
Гидеон перешел в наступление:
– Что ты делала на улице среди ночи?
– Ходила в сарай, Гидеон Маршалл, – ответила она, немного оживляясь. – Тебя это устраивает?
Гидеон понял, что она лжет, но не стал выпытывать правду; он и так был очень рад, что в ней сохранялся дух противоречия. Он только молился о том, чтобы его хватило на все те печальные и трудные дни, что их ожидают.
День похорон Стивена выдался удивительно ясным. Во время печальной церемонии Девлин не сводил с дочери обеспокоенного взгляда.
Он Знал, что она храбрая женщина, но что-то тревожное чувствовалось в том, как бесстрастно стояла она рядом с Гидеоном, которого она всего несколько дней тому назад назвала Иудой. На ее лице отсутствовало какое бы то ни было выражение.
Почувствовав, что может упасть без сил, если Дав Трискаден не будет его поддерживать, Девлин попытался стряхнуть с себя собственное горе, не позволявшее ему понять, что так тревожило его в строгом спокойствии Уиллоу. Почему она не всхлипывает, как Дафна? Смирилась ли она с тем, что Стивен ушел от них навсегда, или просто притворяется, обманывая себя тем, что брат все еще скачет где-то среди холмов, останавливает поезда или играет с шошонами?
Когда все наконец закончилось, Девлину Галлахеру потребовалось приложить все свои силы, чтобы просто выйти с кладбища и перейти через дорогу к дому. Там плачущая и постоянно злящаяся на себя Мария приготовила поминальную трапезу.
Никто, кроме Уиллоу, не притронулся к еде. Она направилась прямо к столу и наполнила свою тарелку. Девлин встретился глазами с Гидеоном и движением головы поманил его к себе.
Они вместе вошли в кабинет: Девлин закрыл за ними двери, а Гидеон налил себе виски из бутылки, стоявшей на столике.
– Она даже не плакала, – хрипло сказал Гидеон, прежде чем Девлин решился спросить. – Думаю, она не верит, что его больше нет.
– Боже мой, – выдохнул судья, наливая себе виски. – Что она сказала?
– Ничего, – ответил Гидеон, глядя вдаль. – Перед тем как приехать утром в город, она поставила тесто для хлеба и напевала про себя так, словно ничего не произошло.
– Это ненормально, – раздраженно сказал судья. Он сам разрывался от горя, смирившись с ним.
– Знаю. Я пытался поговорить с ней, но когда упоминаю о смерти Стивена, она меняет тему разговора. Последний раз, когда я снова заговорил об этом, она спросила меня, можно ли посадить вишни перед домом следующей весной.
Девлин почувствовал какую-то недосказанность.
– Ты чего-то не договариваешь?
Гидеон вздохнул и со стуком поставил свой стакан на стол.
– Она бродит где-то.
– Что означает «она бродит»? – огрызнулся Девлин.
Гидеон устало пожал широкими плечами.
– Почти каждую ночь я просыпаюсь и вижу, что она куда-то ушла. Иногда она сидит в гостиной и играет на пианино, а однажды я застал ее на полпути между домом и прудом.
– Что она говорит?
– Она сказала, что ходила в сарай.
Девлин, запрокинув голову, осушил стакан и налил себе еще.
– Люди по-разному переносят горе, но что-то меня беспокоит во всем этом. Это не похоже на Уиллоу; то, как она вела себя, когда ребят привезли, было более типично.
– Знаю, – согласился Гидеон. – Вы слышали, что она сделала с фотоаппаратом?
– Да. Я бы и сам это сделал, если бы был там. Чертов хищник, фотографий захотел. Бога ради…
– Я никогда не понимал этого обычая, – признался Гидеон. Он помолчал в нерешительности, а потом продолжил: – Я подумал, может, было бы неплохо увезти Уиллоу куда-нибудь – так, ненадолго. Мы могли бы вернуться в Нью-Йорк…
Перспектива потерять Уиллоу, как порыв обжигающего ветра, пронеслась в исстрадавшейся душе Девлина.
– Нью-Йорк, – посетовал он.
– Только на время, – быстро вставил Гидеон.
– Думаешь, это поможет ей?
Гидеон опустил голову:
– Честно говоря, не знаю. Я даже не знаю, согласится ли она. Но мне нужно как-то повлиять на нее.
Судья не успел ничего ответить, как в дверь кабинета постучали. С разрешения Девлина вошла Мария.
– Сеньору Маршаллу телеграмма. – Она протянула сложенный лист дешевой бумаги.
Девлин рассеянно наблюдал, как Гидеон пробежал глазами текст, думая, что бы там могло быть написано. В конце концов, ему наплевать.
Стивен мертв, а Уиллоу, возможно, уедет и, может статься, уже не вернется. Всеми покинутый и безутешный, Девлин отвернулся, сложив на груди руки.
– Я просто не могу поверить, что ты в такой момент хочешь поехать кататься! – крикнула Дафна, поднося к заплаканным, покрасневшим глазам платок. – Уиллоу, твой брат мертв! Ты это понимаешь? Мы только что похоронили его, и в доме сейчас поминки!
Уиллоу рылась в чемодане, стоявшем в ногах ее детской кровати, вынула оттуда брюки и рубашку, которые собиралась надеть вместо черного атласного платья, что носила с сегодняшнего утра.
– Дафна, закрой рот и переоденься, – огрызнулась она. – Скоро стемнеет.
