Виктория Холт - Дьявол верхом
– Да, – ответила я.
– Ну, так можете вернуться тем же путем. Скажите, что я сделаю ей припарку после того, как заберу ее в комнату.
Я вышла на террасу. Графиня лежала с закрытыми глазами. Это означало, что ей больше нечего мне сказать, и что я могу удалиться.
Я все еще пылала от гнева и унижения. Когда я говорила с графиней, то не сразу осознала всю нелепость ее намеков. Сначала она дала мне понять, чтобы я держалась подальше от графа, так как он женат на ней и не может волочиться за мной. Можно подумать, что я сама этого не понимаю! Но затем графиня стала делать более зловещие намеки, будто ее муж одержим какими-то темными силами, о которых мне не известно.
Все это было весьма досадно, и еще сильнее укрепило меня в мысли, что я должна готовиться к отъезду.
* * *
Я много думала о графине. Если я испытывала из-за нее беспокойство, то она, безусловно, из-за меня. Возможно, до нее дошли какие-то сплетни, раз она сочла нужным дать мне двойное предупреждение.
Конечно, графиня была права – мне следует уехать как можно скорее. Я не должна была задерживаться так долго, но оправдывала себя тем, что Марго впадала в истерику каждый раз, когда я заводила разговор об отъезде.
Я не хотела обсуждать этот вопрос с Марго, и боялась, что она сама поднимет эту тему. Впрочем, избежать подобного разговора было не так уж сложно. Марго настолько была поглощена собственными делами, что едва ли захотела бы обсуждать чьи-нибудь еще.
Тем не менее я часто стала уединяться в саду, чтобы обдумать положение.
Во время разговора с графиней я чувствовала себя виноватой. Все же я ничего не делала, чтобы привлечь внимание графа. Ну-Ну бросала на меня из-под мохнатых бровей такие взгляды, словно я была самой Иезавелью[55]. Ее отношение укрепляло меня в мысли, что я должна уехать, даже не дожидаясь свадьбы Марго.
Ситуация становилась невозможной. Если бы год назад мне рассказали о другой женщине, очутившейся в подобном положении, то я бы заявила: "Она должна сразу же уехать, если только у нее есть чувство собственного достоинства".
Бродя в окрестностях замка, я оказалась рядом с домом Габриель. Любовница графа поселилась рядом, чтобы им было удобнее встречаться! Я покраснела от стыда. И подобному человеку я позволила завладеть всеми моими помыслами!
Услышав стук копыт, я вздрогнула и подошла ближе к изгороди, пропуская всадника. Мне почудилось в нем что-то знакомое, хотя я не могла припомнить, что именно.
Незнакомец привязал лошадь к столбу у ворот дома Габриель. Когда я проходила мимо, он обернулся, и мы посмотрели друг на друга. Он казался немного испуганным и явно тоже подумал, что где-то меня видел.
Открыв ворота, мужчина направился по тропинке к дому. Я пошла своей дорогой, но внезапно мое сердце сжалось от дурного предчувствия. Я вспомнила, кто этот человек.
Это был Гастон – возлюбленный Жанны, служанки мадам Гремон.
* * *
Я не стала упоминать Марго о том, что видела Гастона. Это могло только расстроить ее. Я даже пыталась убедить себя, что ошиблась. В конце концов, я едва видела этого человека, когда мы жили у мадам Гремон. Приезжий мог быть просто похож на Гастона, чья внешность не содержала особенно характерных черт. Что он мог делать у мадам Легран? Забирать письма для своей хозяйки? Возможно ли, чтобы мадам Гремон и мадам Легран были знакомы? Конечно, возможно, если связующим звеном является граф. Две покинутые любовницы утешают друг друга. А может быть, не покинутые? С каждым днем это казалось все более отталкивающим.
Разумеется, я не могла быть уверенной, что права, и предпочитала думать, что ошибаюсь.
Пока я размышляла, ко мне подошел Этьен. Он сообщил, что его мать выразила желание повидать меня снова, и спросил, не позволю ли я ему проводить меня к ней.
Я сказала, что с удовольствием навещу мадам Легран, и несколько дней спустя мы с Этьеном подъехали к ее дому.
Меня провели в гостиную, где ожидала мадам Легран, одетая элегантно, но немного излишне нарядно в бледно-голубое шелковое платье с кружевом.
– Как я рада видеть вас, мадемуазель Мэддокс! – тепло приветствовала меня она. – Очень любезно, что вы пришли.
– Я очень рада, что вы меня пригласили, – ответила я, довольная, что мне представилась возможность надеть подаренный мамой костюм для верховой езды.
Этьен оставил нас, и я поняла, что мадам хочет побеседовать tete-a-tete[56].
Она предложила выпить le the[57], так как знает, насколько англичане любят его.
– Вы заметили, что мы во Франции все больше подражаем англичанам? Это должно вам льстить. Впрочем, в Париже такое куда заметнее, чем здесь. В лавках повсюду надписи: "Здесь говорят по-английски", а продавцы лимонада продают le Punch[58] – английский напиток. Молодежь щеголяет в английских костюмах, женщины носят английские шляпы, и даже ипподром в Венссне подражает вашему Нью-маркету.
– Я этого не знала.
– Вам, очевидно, еще предстоит много узнать о Франции. Мы с каждым днем становимся все больше похожими на англичан.
– Это очень интересно.
– Вы сами все увидите, когда поедете в Париж. Вы, кажется, собираетесь ехать вместе с Маргерит?
– Да.
– Ей повезло с женихом. Граф сказал мне, что очень доволен помолвкой. Союз между Фонтсн-Делибами и Грасвилями – что может быть лучше!
Чай принес лакей, чья ливрея очень походила на ливреи слуг в замке – только чуть менее яркая и великолепная, а также с серебряными пуговицами вместо золотых. Последнее различие вызвало у меня улыбку.
– Мадемуазель улыбается? Вам нравится чай?
– Он превосходен, мадам.
И действительно, чай, сервированный на блюдцах из севрского фарфора, был очень хорош, хотя и не походил на нашу домашнюю заварку.
К чаю подали несколько необычайно вкусных пирожных с кремом.
– Мне казалось, что нам следует познакомиться поближе,
– продолжала мадам Легран. – Я видела вас на балу, но в таких условиях едва ли возможно побеседовать. Какая отвратительная история с этим камнем, брошенным в окно! Если негодяя поймают, то не хотела бы оказаться на его месте. Граф – суровый человек и не проявит к нему милосердия.
– Вы думаете, его найдут?
Передо мной словно в тумане мелькнуло лицо Леона, и я мысленно велела себе не быть дурой. Ведь это была просто иллюзия. Конечно, Леон тут не при чем. Он не мог появиться в комнате так скоро и в абсолютно чистой обуви. Очевидно, у меня просто разыгралось воображение.
