Паола Маршалл - Мой любимый принц
— Эй, Грант! Эй, ты, взгляни на меня!
Коби оглянулся… и увидел своего врага, с пистолетом в руке, с искаженным от ненависти лицом.
— Грант, будь ты проклят, это ты погубил меня! Но тебе недолго осталось радоваться.
Звук выстрела, произведенного почти в упор и отбросившего Коби на ступеньки лестницы к ногам перепуганной Дины, был заглушен резким щелчком.
Сэр Рэтклифф, сбитый с ног вторым выстрелом, рухнул замертво у дверей суда.
Никто так и не понял, где находился второй стрелок.
Началось столпотворение. Зеваки с криками бросились врассыпную.
Уокер взбежал по лестнице, велел Бейтсу заняться сэром Рэтклиффом, а Алькотту — искать человека, который стрелял в Хиниджа, а сам склонился над упавшим мистером Дилли, надеясь, что какое-то чудо сможет его спасти.
Тринадцатая глава
Он разговаривал с Диной. Кто-то окликнул его по имени, он оглянулся… и тут на него обрушился страшный удар.
Окружающий мир разлетелся вдребезги. Он поднялся высоко в воздух, словно на крыльях, и направился к золотому пятну света, к гигантскому солнечному диску.
На мгновение он оглянулся. Далеко-далеко внизу, на грязном тротуаре у здания суда лежала оболочка, некогда бывшая Джейкобом Грантом. Рядом на коленях стояла женщина. Затем все исчезло. Он мчался прямо к солнцу. Теперь он уже не знал, ни кто он, ни кем он был, знал лишь то, что именно к этому стремился всю свою жизнь. К полной свободе, которая всегда оставалась недосягаемой.
Время исчезло: было лишь безграничное пространство и безграничный свет. Свет сиял в вышине, словно мерцающее око. Последний рывок, и цель будет достигнута. Но в следующее мгновение оглушительный звук разбил первозданную пустоту, готовую его принять.
Кто-то снова и снова повторял его имя. Он не желал слушать, но с каждой его попыткой достигнуть света, имя звучало вновь и вновь:
— Коби… Коби… Коби…
Женский голос напоминал ему о том, кем он был раньше.
Он сделал еще один рывок и начал падать. Из света он погружался в темноту. Теперь он слышал голоса Хендрика и сэра Алана:
— Летая слишком близко к солнцу, недолго и крылышки опалить.
Он попытался подняться снова, но мог лишь падать, как легендарный Икар, падать на землю, к своей бренной оболочке.
Он открыл глаза и увидел плачущую Дину и скорбное лицо Уокера. На этот раз, когда его глаза закрылись, он погрузился в полную темноту… снова прикованный к земле.
— Он жив, — сказал Уокер Дине. — Пока еще жив. — Он был слишком потрясен, чтобы думать о вежливости. — Нам надо отвезти его домой.
Кенилворт, остолбеневший, как и большинство свидетелей перестрелки, пробормотал непослушными губами:
— Нужен врач, хирург. Предоставьте это мне, Дина.
Коби истекал кровью: кровотечение доказывало, что он еще жив. Уокер, прежде чем подойти к Дине, дал приказ своим подчиненным найти убийцу сэра Рэтклиффа, но бесполезно было искать человека в беснующейся толпе.
Прибыл полицейский хирург. Он подтвердил, что сэр Рэтклифф мертв, а Коби тяжело ранен. Необходимо остановить кровотечение, прежде чем везти его домой.
Дина подложила Коби под голову свою меховую накидку. Ей было невыносимо видеть его лежащим на холодном грязном тротуаре. Когда Коби открыл глаза, словно в ответ на ее зов, Дина подумала, что он приходит в себя, но он тут же снова погрузился в беспамятство.
Теперь все, что ей оставалось, это усесться в экипаж Кенилворта и следовать за собственным экипажем, в котором лежал Коби. Одна и та же мысль вертелась у нее в голове: «Ну почему я вчера не рассказала ему о ребенке? Теперь уже может быть слишком поздно».
Впоследствии Дина сама не понимала, как она пережила эти ужасные дни, пока Коби находился на грани жизни и смерти.
Заходя в его спальню, где он лежал, тихий и неподвижный, Дина с трудом сдерживала свои чувства. Сможет ли он снова смеяться? Узнает ли о ее беременности? Доживет ли до рождения ребенка?
Доктора приходили и уходили, осматривали его, гадали, почему он до сих пор не пришел в сознание. Сиделки, работающие по сменам, удивлялись железному самообладанию леди Дины. «Вряд ли он хочет, чтобы я плакала, — сурово говорила она себе. — Что толку в слезах?»
Она не знала, помогает ли ей постоянный поток посетителей или, напротив, отягощает ее ношу. Первым пришел Хендрик Ван Дьюзен.
Он поселился на Парк-Лейн и целыми днями сидел в углу библиотеки, дожидаясь улучшения… или ухудшения. Дина выделила ему спальню и следила, чтобы он не забывал есть. Однажды он подошел к ней и спросил:
— Нет новостей?
Дина покачала головой.
— Нет, ни хороших, ни плохих. Доктор говорит, что он давно должен был прийти в себя. Он просыпается и пьет понемножку, но еще ни разу не заговорил со мной.
— Доктора много чего говорят, — мрачно ответил Ван Дьюзен.
— Поживем, увидим, — вздохнула Дина. — Вы не хотите отдохнуть, мистер Ван Дьюзен?
— Нет, — ответил он. — Вы были очень добры, когда позволили мне остаться здесь, но вы должны меня понять. Он стал для меня сыном. Сыном, которого я потерял.
Он помолчал, а затем повернул к ней мертвенно-бледное лицо.
— Я уверен, что вы меня выслушаете. Я никому не рассказывал об этом, даже Джейку. Вы знаете, что я лгал в суде. Нет, не только о Джейке, как вы сами наверняка понимаете, но и о себе. На запад меня повлек не кризис среднего возраста. Я был, как и сказал, ученым. У меня было все, что можно желать от жизни, хорошие мозги, успешная карьера, жена и сын. Боги благословили меня. Но в божьей власти как давать, так и отнимать. Однажды утром мы вместе пошли в банк, чтобы открыть счет для маленького Гая. Ему исполнилось двенадцать лет, и я уже начал знакомить его с премудростями жизни. Произошло ограбление. Двое бандитов ворвались в банк и заставили всех нас выстроиться вдоль стены. Один из кассиров хранил пистолет под стойкой, он открыл огонь и убил одного из грабителей. Второй грабитель застрелил кассира и начал палить во все стороны. Моя жена и Гай погибли сразу. Я успел сорвать маску с его лица, но он оглушил меня и бросился бежать. Полиция его выследила, а я и несколько других свидетелей его опознали. Но адвокат обнаружил ошибку в обвинительном акте. В результате убийца моей жены и ребенка был выпущен на свободу. Я никогда этого не забуду. Он шел мимо меня, улыбаясь. Моя жена и сын погибли, а я даже не смог насладиться местью. Мой мир был разрушен. Мало того, что я потерял семью, отныне мне незачем было жить. Я верил в Господа Всемогущего, Сократа, Томаса Джефферсона, Американскую Конституцию и силу закона. И все эти боги оказались фальшивыми! Если я хотел отомстить (о да, как же я хотел отомстить!), то мне нужно было сделать все собственными руками. Я научился стрелять, а затем выследил убийцу и тайно прикончил его. Беда в том, что, утратив веру, я не мог больше оставаться в Гарварде, не мог преподавать философию, которая стала мне ненавистна. Я бросил университет и отправился на юго-запад, чтобы начать новую жизнь. Там я и встретил Джейка. Я убедил себя, что Гай был бы похож на него, если бы остался в живых. Я обрел сына. Сына, которому обязан жизнью. Ведь он спас меня, леди Дина. Он застрелил двух человек, которые пытались убить меня из засады, а потом выхаживал меня, тяжело раненного. За это я буду вечно ему благодарен. Но я не могу привязать его к себе, леди Дина, это было бы неправильно. Тем более, Джейку не нужен отец. Он ненавидит всех отцов и любую власть жгучей ненавистью. И поэтому, когда мы уехали с юго-запада, я отпустил его. Я был для него лишь прикрытием, прикрытием и останусь.
