Гелена Мнишек - Прокаженная
— Он вас узнал! — обрадованно шепнул Вальдемар.
— Ну мы же с ним друзья!
— Пойдемте к лошадям! — предложила панна Рита.
В конюшнях они встретили много знакомых. Кони майората пользовались большим успехом. Перед входом старший конюх держал под уздцы Аполлона, окруженного толпой знатоков. Пояснения давал главный глембовический конюший с помощью нескольких подчиненных. Зрители рассматривали кобыл, которых водили конюхи в темно-пунцовых куртках и белых панталонах, черных лакированных сапогах и высоких шапочках с золотым галуном и княжеской шапкой над козырьком. Дальше стояли кони панны Риты. Среди них наибольшее внимание привлекал рослый фольблют Бекингем. Рита сказала, что на него рассчитывает больше всех. И в самом деле, он один не уступал фольблютам майората.
Не желая слушать сугубо профессиональные оценки знатоков, дамы отошли. К Вальдемару приблизился высокий, по-спортивному одетый господин и, снимая шляпу, учтиво сказал:
— Пан майорат, мы хотели спросить вас о жеребце Аполлоне. Он ведь чистокровный?
— Чистокровный. Жеребенком привезен из Аравии. Но простите меня, со мной дамы, и им наш разговор неинтересен…
— О, разумеется, прошу простить!
— Остальное вам расскажет и покажет бумаги Аполлона мой конюший. Но должен заметить — конь не продается.
Спортсмен прикоснулся к шляпе и отступил с поклоном. Майорат с дамами осмотрел еще несколько конюшен, пока не дошли до хлевов.
— Ну, скот вас явно не интересует? — спросил Вальдемар.
— Ничуточки, — ответила Рита. — Вернемся к Идальке. Она там наверняка мучается со своими колбасами.
Пани Идалию пригласили участвовать в дамском комитете выставки как эксперта по колбасам, копченостям и сырам. Графиня Чвилецкая взяла на себя конфитюры и вина, молодая княжна Подгорецкая — разнообразнейшие водки, меды и наливки. Все они сидели в обширном, красиво декорированном павильоне в обществе нескольких мужчин. Баронесса пробовала разнообразные колбасы, подаваемые на тарелочках с карточками производителей, и делала свой приговор.
Все это сопровождалось шутками, но и чисто профессиональными разговорами. Графиня Чвилецкая искоса посматривала на Стефу и на букет желтых хризантем в ее руках. Ее сердил майорат, неотлучно сопровождавший «эту троицу».
Пани Идалия, увидев их, сказала:
— Ну, вы, должно быть, недурно развлекались, а я horriblemenet fatiguйe.[54]
— Смените колбасы на конфитюры, а княжна пусть от наливок перейдет к сырам, — пошутил Вальдемар.
— Хороший совет! А потом ты будешь за нами ухаживать, когда мы расхвораемся и сляжем.
— Как вы находите эти продукты?
— В основном весьма неплохие. Особенно колбасы заслуживают похвалы.
— Это доказывает, что хороших хозяек у нас хватает. Кто-то из мужчин обратился к Вальдемару:
— Если я не ошибаюсь, пан майорат, и вы числитесь среди выставочных экспертов?
— Да, по сельскохозяйственным машинам, скоту и лошадям.
— Каково же ваше мнение?
— Машины и культиваторы отечественного производства неплохие. Но мы чересчур уж верим в заграницу: заграничное — значит, великолепное, а все, что сделано у нас, чаще всего вызывает лишь ироническую усмешку. Но смеяться легко, производить гораздо труднее.
— Значит, вы против заграничных машин?
— Нет, что вы. Просто мы обязаны больше приложить усилий, чтобы иметь лучше результаты. Увы, у нас еще много поклонников Запада, глухих и слепых к отечественному прогрессу.
Вмешалась графиня Чвилецкая:
— Вы забыли, что заграница дает нам то, чего мы не можем найти здесь, — ведь каждый предпочитает заграничные шелка местному тику.
— Однако если вы постоянно будете покупать тик, производство и качество его улучшится, и постепенно мы начнем сами производить и шелк.
Графиня иронически бросила:
— Однако ж вы почему-то не следуете своим взглядам в собственном хозяйстве.
— Ну да, мои фабрики и имения оборудованы на заграничный лад, однако я устраиваю их не за границей а у себя на родине.
— И тем не менее в былые времена вы не пренебрегали так заграницей, проводили там гораздо больше времени, чем здесь.
— Не стану перечить! Но именно годы жизни за границей привели меня к моим нынешним убеждениям.
Графиня смолкла. Она не нашла, что ответить. Панна Рита устремила на нее злорадно-насмешливый взгляд, совершенно смутивший графиню.
Вальдемар продолжал:
— Нам не следует бездумно отдавать загранице деньги за что попало. Мы должны создавать у себя не суррогат западной цивилизации, а брать у нее самое толковое — и убедимся, что у нас самих достаточно умов и умелых рук.
— Кстати, как вы находите на выставке скот и лошадей? — спросил кто-то из мужчин Вальдемара.
— Прекрасно! Здесь собраны самые разные породы. Животные красивые и ухоженные.
— А почему вы не выставили ваш скот?
— Я его выставлял в прошлый раз в М.
— Да, я помню, ваш коровник получил тогда золотую медаль, — запечалился Трестка. — Сегодня вы ее опять получите за лошадей, а я столько трудился над своим коровником — и все зря.
— Наберитесь терпения! Побольше уделяйте внимания своим животным.
— Эге! Как будто вы сами безвылазно сидите в Глембовичах.
— Но у него есть желание и энергия! — подхватила панна Рита.
Вальдемар с улыбкой поклонился ей:
— За последнее — спасибо!
— За энергию? Но ведь каждый знает, сколько ее у вас, это не мое открытие.
— Нужно заметить, что нынешняя выставка особенно отличается разнообразием павильонов, — вмешался князь Гершторф, седой старик.
— О да! — живо откликнулся Вальдемар. Дальнейший разговор прервал вошедший глембовический конюший, бравый шляхтич, явившийся сюда словно с военного парада. Войдя, он поклонился по-военному и пружинистым шагом подошел к Вальдемару:
— Пан майорат, в наши конюшни пришли господа эксперты.
— Иду. Попоны с коней сняты?
— Все сделано, как надлежит.
Конюший поклонился и вышел из павильона столь же величественно.
— Ну, золотая медаль у вас в кармане, — сказал Трестка.
— Кто знает? Хотя в своих конях я уверен.
Трестка жалобно покивал:
— И он еще говорит: «кто знает?»…
Когда майорат вышел, князь Гершторф обратился к дамам:
— Мы помешали вам, но разговор с майоратом был столь интересен…
— Благодаря вам мы отдохнули от своих трудов, — вежливо сказала баронесса Эльзоновская.
Князь потер ладони:
— Ах, майорат! Будь у нас побольше таких, уж мы бы…
И он многозначительно взмахнул рукой.
XXVI
На площади в центре выставки собралась огромная толпа. Здесь должны были состояться скачки. Зрители тесным кольцом обступили ограду ипподрома. Трибуны, украшенные гирляндами и знаменами, возносились подвижным и многоцветным поясом. Из выдвинутых вперед лож, переполненных дамами в роскошных нарядах, несся легкий шум разговоров. Здесь собралась высшая аристократия. Пышные шляпки вздымались на пышных прическах. Глаза сверкали, губы улыбались. Изящные, благоухающие, веселые ложи казались островками красоты и спокойствия. Шум на трибунах для публики попроще заглушал тихие беседы в ложах.
