Эжени Прайс - Свет молодого месяца
Менее, чем через час Хорейс, Джули и его отец, муж Ларней Джон развернулись по берегу ручья Денбар на земле Эбботов. Все были вооружены. У Хорейса был пистолет Джеймса Гульда, у Джули и Джона — кремневые ружья. Закон Джорджии запрещал неграм иметь огнестрельное оружие, но Джули и Джон были людьми надежными и хорошо знали и лес и болота, а это сейчас было необходимо.
Они решили начать свои поиски в высоких камышах вдоль соленого ручья, а также в сухом болоте, — человек мог вполне спрятаться там, лежа ничком. Первые несколько минут после того, как они разошлись, Хорейс слышал шаги Джули по сухому валежнику к югу от себя, и шаги Джона к северу. Потом они ушли далеко, и мысль, что он может встретиться с убийцей один на один, сильно поразила его. Сердце у него колотилось, когда он дошел до северного берега ручья Денбар и притаился в высокой траве, прислушиваясь. Он никогда раньше не замечал, сколько неожиданных звуков слышно в болоте. Все травы шелестели по разному, когда ветер, с наступлением прилива, дул и пробирался среди сухих, жестких стеблей. Внезапное кудахтанье болотной курочки вызвало дрожь во всем его теле. Откуда-то из болота, совсем недалеко от него поднялась стая дроздов-белобровиков и начала звенеть и свистеть на лету подобно сотням колокольчиков и дудок. Они улетели к югу и снова опустились в болото, и он почувствовал облегчение, ничего невозможно было расслышать из-за гама, поднятого дроздами. Небольшие крабы удирали из-под его сапог; он брел у края воды, внимательно следя за высокой травой на другом берегу узкого ручья. Этот человек мог подползти к нему сзади по сухому болоту, а он не мог следить в нескольких направлениях одновременно. Он был рад, что начинается прилив. Если этот негр спрятался в мокром болоте или близ него, прилив выгонит его. Хорейс ждал, взведя курок пистолета, и чувствуя, как у него пульсирует кровь в горле. Он ничего не увидел и решил осторожно пробраться вниз по берегу ручья, чтобы быть уверенным, что убийца не прячется в траве на противоположной стороне. Он мог потом вернуться и обыскать болото, находившееся позади него. Мысль, что этот человек может быть следит за ним сзади в этот самый момент, вызвала у него озноб. Но он заставил себя продолжать поиски.
Ему случалось видеть, как люди умирали в дуэлях, видеть самоубийц в Новом Орлеане, но здесь было совсем другое. Это должен был быть сумасшедший. То, что он совершил зверское убийство на Сент-Саймонсе, как-то усиливало страх Хорейса. Ужасно было испытывать такой страх дома, на острове, где все чувствовали себя в безопасности.
Он заметил какое-то движение в высокой траве справа от него; потом услышал шум камышей. Он стал дышать ртом, чтобы вдохнуть побольше кислорода. Трава в болоте медленно отклонялась то в одну, то в другую сторону. Это что-то меньше человека, сказал он себе, но не рискнул стрелять. Это двигалось слишком медленно, слишком ровно для дикого кабана; слишком большое для енота или опоссума. Это должно быть большая змея, решил он и осторожно ступил назад, пока не удостоверился, что прав. Это действительно было змеей, восьмифутовым водяным щитомордником, медленно ползшим к освещенному солнцем месту в иле. Хорейсу ничего не оставалось, как тихонько обойти щитомордника и надеяться, что он удовлетворится солнечной ванной в меркнущем свете близкого вечера. Хорейс вернулся на берег ручья примерно на пятьдесят футов дальше и увидел, что какое-то другое, более грузное существо ползет к нему через высокую траву. Не прочь от него, а именно к нему. Он знал, что аллигатор не двигался бы так неуклюже. Потом он увидел черную курчавую голову, рваную рубашку, худые темные руки. Это был негр, ползший на животе. Хорейс нацелил дрожащей рукой тяжелый пистолет и ждал, идя на риск, в расчете, что у негра не было оружия, кроме ножа. Его лицо было в холодном поту. Существо, ползшее к нему сквозь густую траву, не издавало ни звука. Хорейс шагнул к нему, и тогда послышался жалобный скулящий, всхлипывающий звук; негр поднял голову и Хорейс увидел его искаженное лицо. Он плакал.
— Я вижу тебя, — крикнул Хорейс. — Вставай.
— Масса, — всхлипнул негр. — Не убивай меня, масса.
Хорейс ничего не ответил, и тогда неизвестный перевалился на спину и, подняв в неистовой мольбе руки, покрытые засохшей грязью, стал выкрикивать что-то на диалекте гичи, которого Хорейс почти не понимал.
— Я не собираюсь тебя убивать, если ты встанешь и будешь говорить со мной по-человечески, — закричал Хорейс. — Ты живешь на Сент-Саймонсе? Кто твой хозяин?
Совершенно ослабев, человек перекатился и с трудом встал на ноги. Он был, видимо, уже пожилым, хотя определить возраст негра по виду всегда трудно. Он был тщедушного сложения, изнурен, может быть, болен; его толстые красные губы были беспомощно опущены от страха.
— Где ты живешь? — спросил Хорейс.
Хриплый голос был едва слышен.
— Я — живу — Батлер. Я — Батлера — человек.
— Когда ты убежал?
— Пять дней назад. Вы застрелите меня, масса?
— Я сказал тебе, что не буду стрелять, если ты будешь говорить. Мы знаем, что ты убил одну из наших девочек. Почему ты это сделал? — Хорейс старался подавить возникающее чувство жалости. — Почему ты убил ее? — закричал он.
Убийца упал на колени и протянул сложенные руки к Хорейсу. — Дьявол меня толкнул. Большой зеленый дьявол. Пожалей, масса! Пожалей! Пожалей!
— Встань, — приказал Хорейс; ему был невыносим вид коленопреклоненного человека, умоляющего о пощаде.
— Джон! Джули! — Он кричал очень громко. — Джон! Джули!
Они тоже были черные. Они смогут сказать ему, что надо делать.
Глава XXVIII
Нетерпеливо ожидая Мэри в общей комнате, Хорейс подбросил в огонь небольшую согнутую дубовую ветку, потом еще одну, чтобы чем-то занять себя. Сквозь закрытые окна к Хорейсу долетало печальное пение в хижинах негров. Он им завидовал. Негры умели выражать свое горе. Их напев был печален, но пели они громко, и этим облегчали горе. Он долго стоял у окна, потом тяжело опустился в кресло отца и постарался не думать ни о чем до возвращения сестры из негритянских жилищ. Этот страшный день разбудил прежние противоречия, а теперь начинали возникать новые, и это было слишком рано. Все это было слишком рано. То, что совершил беглец с плантации Хэмптон на мысе Батлер, было отвратительно, но и состояние этого несчастного вызывало у Хорейса такое же беспокойство, как и его преступление.
Он подошел к входной двери в ожидании Мэри и увидел, что ее фонарь, приближаясь, покачивается между ее новыми апельсиновыми деревьями.
