Барбара Картленд - Вор и любовь
– А как же мы? – спросила она.
– Мы? – переспросил он.
– Мы уезжаем завтра в «Шато». Я не смогу тебя больше видеть.
– Ну, конечно, сможешь. Ты думаешь, что стены какого-то там «Шато» смогут удержать меня от тебя?
– Но ты не должен появляться там.
– Почему нет?
– Потому что это опасно. Они могут узнать. Мне будет трудно ускользать из дома, как сейчас, и встречаться с тобой в саду.
– Почему? Чем этот дом отличается от любых других домов? В нем есть двери с засовами, которые можно открыть изнутри.
– О, как ты не понимаешь? Это будет так трудно. Дом настолько огромен, что я могу в нем заблудиться.
– Я выясню, где находится твоя спальня, и ты услышишь мой свист снизу, – со смехом сказал Дикс.
– Я не думаю, что… мы должны… делать это, – неуверенно ответила Элоэ, но было видно, что она почти сдалась.
– А что «Шато»? – спросил Дикс. – Сильно внушает благоговение?
– Это самое прекрасное место, которое я когда-либо видела.
– Расскажи мне о нем.
– Я не знаю, с чего начать… Я никогда не думала, чтобы гобелены, картины и мебель, которые сами по себе являются музейными экспонатами, так прекрасно сочетались в частном доме.
– Звучит помпезно.
– Вовсе нет – по крайней мере, мне так не показалось, – возразила Элоэ. – В этом доме было что-то, что заставило меня почувствовать себя так, как будто я тоже к нему принадлежу; в нем царит некая атмосфера, которая, несмотря на все его величие, старинное происхождение и роскошь, говорит о том, что это настоящий дом, то есть место, где люди жили, любили, умирали.
Она на секунду остановилась и слегка вздохнула, как бы вспоминая что-то совершенно необыкновенное. Затем она продолжила:
– Картины в «Гранд-салоне», коллекция нюхательных табакерок в приемной, ведущей к салону; а набор из миниатюр с бриллиантами был просто исключительным, и за каждой из них стоит своя история.
– Ты должна мне о них рассказать, – сказал Дикс. Может быть, ты даже сможешь мне их показать.
– Но как я могу?.. – начала было Элоэ, затем вдруг остановилась.
Мрачное подозрение пришло ей в голову, почему он так заинтересовался? Почему он захотел узнать о «Шато»? Почему он был даже счастлив, что она туда поедет, так далеко от Биаррица?
Возможно, ее тело стало напряженным, когда все эти мысли закрались ей в голову. Возможно, его интуиция была столь сильна, когда дело касалось ее, что он мог угадывать ее мысли наперед, прежде чем она сама успевала о чем-то подумать.
Когда он заговорил, она повернулась к нему и увидела мрачное выражение его лица.
– Итак, вот в чем ты меня сейчас подозреваешь! Его голос был тихим и непривычно резким.
– Нет! Нет! – вскрикнула она, протянув к нему руки.
– Так вот о чем ты думаешь, – продолжал он неумолимо. – Ты понимаешь, о чем я говорю. Ты не доверяешь мне. Ты не настолько меня любишь, даже зная, что я люблю тебя.
– Это неправда.
– Нет, правда, – продолжал он. – Неужели ты действительно думаешь, что моя любовь настолько испорчена, что я могу вовлечь тебя во что-либо подобное? Эх, Элоэ, а я то думал, что ты другая.
– Я другая. То есть… Ну, Дикс, зачем ты так смотришь на меня? О чем ты говоришь? Я не понимаю.
– А я думаю, что понимаешь.
Он завел машину, и они поехали, а она в отчаянии убедилась, что он выбрал самый быстрый и кратчайший путь до отеля. Пройдет всего лишь несколько минут, и они окажутся около ворот гостиницы, и она должна будет с ним расстаться.
– Пожалуйста, Дикс, – умоляла она. – Пожалуйста, пойми.
– Я понимаю, – равнодушно отвечал он. Он подъехал ко входу во двор.
Огни машин, поднимавшихся на холм, освещали лица людей, которые возвращались из казино и с торжественных балов. Элоэ повернулась к Диксу.
– Дикс, пожалуйста, не сердись на меня, – с мольбой в голосе сказала она.
– А я и не сержусь.
– Но ты причиняешь мне боль, что еще хуже. Ну, Дикс! Разве ты не понимаешь? Я хочу доверять тебе. Я действительно доверяю тебе, и все же…
– И все же, – подхватил он, – твой мозг тянет тебя в одну сторону, а сердце в другую. Бедная малышка Элоэ. Ты не можешь помочь себе, а я не могу помочь тебе.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она в неожиданном приступе страха.
– Я имею в виду, что ты все еще не написала то письмо своим родителям.
Он вышел из машины и, обойдя ее, открыл дверцу для Элоэ. Ей ничего не оставалось делать, как выйти. Она почувствовала, как ночной ветер задул ей в шею, раздувая волосы. Она взглянула на него умоляюще.
Он не обнял ее; вместо этого он поднес ее руку к губам, а затем, прежде чем она смогла попросить его остаться и продолжить разговор, он был уже в машине.
– Иди, Элоэ, ты простудишься.
– Дикс, подожди минуту! Пожалуйста… Дикс…
Но, прежде чем она успела договорить, он уже уехал. Она видела, как машина проехала мимо нее, смотрела, как она постепенно набирает скорость; и вот уже остался только темно-красный отблеск ее задних габаритных огней, когда она скрылась за холмом.
Элоэ чувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы, а поскольку она знала, что плакать ей нельзя здесь, на дороге, она отвернулась и побежала к отелю, сознавая, что вечер был испорчен.
Внутри нее была ноющая опустошенность, от которой она почувствовала себя такой одинокой, как никогда прежде.
Глава 11
Проснулась Элоэ усталой и разбитой.
Она наплакалась вволю, пока не заснула, а темные круги под глазами и бледное лицо служили доказательством того, какую ужасную ночь она провела.
«Как я могла быть такой глупой?» – спрашивала она сама себя уже в тысячный раз. Как могла она позволить Диксу почувствовать или догадаться, о чем она подумала? И почему она была такой дурой, что подумала о нем такое?
Ей казалось, что все ее подозрения на его счет существуют как бы отдельно от нее самой. Это были некие темные силы, которые искушают ее и стараются лишить ее счастья и веры.
– Я люблю его! Я люблю его! – бормотала она снова и снова, и все же она знала, что накануне вечером он был прав, когда сказал ей, что она недостаточно его любит.
Почему она не может доверять ему? Почему она не может поверить в то, что, несмотря на то, что он может заниматься контрабандой автомобилей и быть мошенником во многих отношениях, он не будет ее использовать как соучастницу своих мошеннических сделок?
И все же, его лицо потемнело от гнева, когда он уезжал. Она все еще чувствовала, как напряжены были его пальцы, когда он взял ее руку, она все еще чувствовала легкое прикосновение его губ.
Как это отличалось от тех горячих, страстных поцелуев, которые он градом обрушивал на ее ладонь до этого, а также от нежного, сладкого прикосновения его губ, что он так часто делал, когда целовал ее руку, только потому что любил ее.
