Конни Брокуэй - Неотразимая
Томас рассмеялся. Они остановились под большим раскидистым деревом. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь листву, создавая удивительную мозаику света и тени на обращенном к Томасу лице Фиа.
– Ну а ты что? – спросил Томас. Фиа бросила на него озорной взгляд. Еще месяц назад Томас ни за что не смог бы определить этот взгляд как озорной, но они провели вместе уже достаточно времени. Он научился различать выражения ее лица намного лучше.
Смотреть на Фиа было все равно что свеситься за борт и разглядывать глубокую воду. Чтобы научиться смотреть в глубину, надо уметь видеть сквозь отраженное небо. «Удивительно увлекательное занятие!» – подумал Томас. Ему доставляло огромное удовольствие наблюдать за Фиа.
– А ты? – повторил он свой вопрос, улыбаясь. Фиа сложила на груди руки и прислонилась спиной к дереву.
– Нет, конечно, мистер Элтон стал заниматься со мной отдельно. Я перестала мешать Кею своими бесконечными вопросами. Каждому из нас от этого стало только лучше. Знаешь, – доверилась она ему, – Кей очень честолюбивый юноша. – И когда Томас вопросительно посмотрел на нее, она с мудрым видом кивнула и добавила: – А как он радостно смеется, когда выигрывает!
Томас едва сдержался, чтобы не рассказать Фиа, что Кей почти слово в слово сказал то же самое о ней. Тогда Томас не поверил юноше, но теперь вспомнил его слова и понял, что Кей сказал правду. Теперь он верил многому, чему еще некоторое время назад не смог бы поверить.
– А разве у тебя не было учителей в детстве? – удивился Томас. По молчаливому взаимному договору они избегали упоминать имена Карра и Джеймса Бартона. – Или учителя были, но ты не баловала их своим усердием? – поддразнил Томас Фиа.
Фиа обожала, когда ее дразнили. Глаза ее начинали сиять от удовольствия, как сейчас.
– У нас не было учителей, – ответила она. – Хотя я полагаю, что Эш время от времени занимался с местным викарием, а Рейн учился в Итоне, пока его оттуда не выгнали.
– Но тобой не занимались, – подытожил Томас. Фиа слегка покраснела. Если бы Томас так внимательно не смотрел на нее, он бы не заметил этого.
– Я научилась читать и писать, хотя читать мне было нечего. Не забывай, меня воспитывали совсем для другого. – Фиа тщательно подбирала слова. – Когда я появилась в Брамбл-Хаусе, я была мудрее, чем женщина втрое старше меня, но была абсолютной невеждой. Помню, как в один из первых дней я подслушала урок Кея. Тогда я не могла поверить, что степень моего невежества столь велика. – Голос ее звучал глухо. – И я решила наверстать упущенное. – Она посмотрела на него веселыми глазами. – Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я должна добавить, что до сих пор многого не знаю и прекрасно это понимаю.
Она говорила правду. Время от времени, беседуя с Томасом, Фиа просила его остановиться и повторить сказанное. Пробелы в ее образовании были огромны и непредсказуемы, а жажда знаний неистощима. Она стремилась восполнить эти пробелы как можно быстрее.
– Я джентльмен и никогда не буду указывать даме на ее недостатки.
Фиа опустила руки.
– Да, – сказала она, приближаясь к нему, – ты джентльмен.
Томас улыбнулся ей. Прежде чем понял, что делает, он быстрым движением поправил упавшую на лицо прядь ее волос и заправил ей за ухо. Волосы были шелковистые и теплые.
– Тебя это разочаровывает? – спросил он.
В ответ она повернула голову так быстро, словно старалась успеть, чтобы его рука коснулась ее щеки. А может, это ему показалось? Последнее время Томас часто ловил себя на том, что вкладывает в ее действия тот смысл, который хочет видеть.
Он безумно желал ее, однако слова слабо отражали его чувства. Он наклонился немного вперед, надеясь, что Фиа поднимет лицо, но она этого не сделала.
– А ты знаешь, что означает слово «платонический»? – поинтересовался он.
Фиа отступила и сосредоточилась.
– По-моему, это форма... привязанности, о которой говорил греческий философ Платон.
– Совершенно верно. А что это за привязанность? Фиа посмотрела ему в глаза. Ее собственные синие глаза как будто заволокло облачко.
– Это... глубокая дружба.
Томасу никогда бы не пришло в голову, что она считает его другом. Да ему вовсе не хотелось, чтобы она смотрела на него как на друга. Это могло исключить что-то другое. Внезапно глаза ее потухли, словно солнце спряталось за облака. Томас понял всю нелепость предположения, что между ними существуют какие-либо отношения. А в особенности нечто большее, чем дружба.
Он похитил ее! Он держит ее здесь, чтобы она не причинила вреда его лучшему другу, по крайней мере, он так говорил себе вначале. Теперь он уже не был уверен в своих намерениях, не мог точно сказать, зачем держит ее здесь. Он только знал, что теперь это имеет очень малое отношение к Джеймсу Бартону.
В то же время Фиа старается использовать сложившуюся ситуацию наилучшим образом. Он должен быть благодарен ей за то, что, с тех пор как они вместе поужинали неделю назад на кухне, она не выказывала ни малейшей склонности соблазнить его.
О чем Томас весьма и весьма сожалел. Он начал... начал ухаживать за ней. Да. Он старался заставить ее смеяться, улыбаться, шутить, говорить, не задумываясь о словах. Вдруг он заметил, что Фиа продолжает стоять, будто терпеливо дожидаясь... чего?
Ответ был очевиден. Конечно, она ожидала, что их прогулка сейчас продолжится.
– Что-то случилось? – обратилась она к Томасу. И опять, как уже много раз, его юмор спас положение.
– Прости меня, – будто очнулся он, – я проглотил что-то нехорошее сегодня.
– Но сейчас все в порядке? – с невинным видом полюбопытствовала Фиа.
– Надеюсь.
– Тогда, может, ты хотел бы вернуться в дом?
– Ни в коем случае, пожалуйста, давай еще пройдемся. – Он предложил ей руку, и она, немного замешкавшись, приняла ее и пошла рядом.
– Ты с такой любовью говоришь о своих приемных детях, ты уже столько раз рассказывала мне о Кее, – вспомнил Томас, я Фиа с радостью вернулась к более безопасной теме разговора. – Он мне очень нравится, расскажи еще о нем.
Обычно, когда он спрашивал о чем-то личном, она вскидывала подбородок, словно принимая оборонительную позицию. Не предаст ли он ее доверие? Что он запомнит из ее рассказа, чтобы использовать против нее? Такие вопросы постоянно крутились в ее голове. Томас понимал это, потому что задавал себе те же вопросы, когда Фиа просила его рассказать о себе. Однако она не уклонялась от расспросов, и Томас тоже.
Разговор этот, который доставлял им огромное удовольствие, был весьма опасен, так как оба они очень хотели поверить друг другу. Они пытались отогнать глубоко укоренившиеся подозрения, от которых никак не могли избавиться. И только позднее Томас вдруг осознал непредвиденное последствие их словесного общения. Оказалось, оно очень его возбуждает.
