Виктория Холт - Украденные ночи
— Ты выздоровеешь, — твердо заявила я, — и я отвезу тебя назад, на Цейлон. Я буду ухаживать за тобой, и мне некогда будет и думать о замужестве…
Он покачал головой.
— Факты — вещь упрямая, Сэйра. Давай смотреть им в лицо. Я никогда не вернусь на Цейлон. Но ты должна туда поехать… с Клинтоном.
Клинтон тоже приехал в лечебницу. Он собирался на пару дней в Грейндж и радовался возможности уединиться в загородном поместье после утомительных встреч с торговыми агентами.
— Думаю, они так же невыносимы, как и всегда, — вздохнул отец.
— Хуже. Они стремятся заграбастать себе всю прибыль от продажи чая.
Когда мы вошли в купе и остались наедине, он сел рядом со мной и обнял меня за плечи.
— Я скучал по тебе, — произнес он. — Может, когда приедем в Грейндж, объявим о нашей помолвке?
Я не ответила. Это было совершенно невозможно, потому что он прижал меня к себе и покрыл мое лицо поцелуями, лишив меня дара речи.
— Это будет чудесно, — наконец вымолвил он. — Это я тебе обещаю, к тому же совершенно легально… Ты только представь себе!
— Я еще не дала вам своего согласия.
— Значит, дашь… сегодня вечером.
— Брак должен заключаться по любви.
— А что ты понимаешь под словом «любовь»?
— Мне кажется, это понятие не нуждается в определении.
— Любовь, — задумчиво произнес он. — Самое заманчивое, что есть в жизни. Мы любим телом… и любим душой, и это называется любовью нечестивой и любовью священной. Любовь моего тела ты уже познала, милая Сэйра. Моя душа — это загадка, которую ты будешь познавать постепенно. Нет ничего увлекательнее путешествия, в котором нас на каждом шагу ожидают открытия… Разве что любовь, такая, какую познали мы с тобой.
— Вы воспользовались необычной ситуацией.
— Это закон, Сэйра. Всегда стремись использовать необычную ситуацию. Что ты выберешь для себя — увлекательную жизнь со мной, путешествие в волнующую неизвестность… или предсказуемую жизнь здесь? Всем трем мисс Кэннон наверняка хотелось бы, чтобы ты осталась. Уж они найдут тебе применение. Я не сомневаюсь, что церковная крыша от этого только выиграет. Возможно, ты даже выйдешь замуж. Только тебе придется всю жизнь хранить в секрете то, что самую незабываемую ночь своей жизни ты провела в Попугаячьей хижине с единственным в мире мужчиной, которого ты могла бы любить.
— Я не желаю слушать этот бред.
— А я скажу тете Марте, что мы собираемся пожениться, и сегодня же попрошу преподобного Кэннона сделать в церкви соответствующее объявление.
Я не ответила. Отодвинувшись от него подальше, я сцепила на коленях руки. Я дрожала от волнения, и мне казалось, что даже колеса вагона выстукивают: собираемся пожениться, собираемся пожениться… да, да, собираемся пожениться.
И я подумала: я это сделаю. Да, я это сделаю. Я знаю, что это неправильно, но я выйду за него замуж.
Мне показалось, что с плеч тети Марты свалился тяжелый груз. Тетя Мабель вздохнула с облегчением. По ее мнению, это было единственным правильным решением, а тетя Марта тешила себя надеждой на то, что Клинтон согласится сменить фамилию. Еще до конца года у нас родится сын, а значит, тетки успеют увидеть жену этого самого сына, и ее портрет в фамильных жемчугах пополнит собрание на галерее. И тогда тетки смогут сказать Nunc dimittis[7] и упокоиться с миром. Они игнорировали тот факт, что у старшей дочери моего отца, Клитии, тоже есть сын. Но поскольку он не носил фамилию Ашингтон, тетя Марта отказывалась рассматривать это как препятствие.
Я задумалась над этим легендарным наследством. Я напрочь о нем забыла и не задала отцу ни одного вопроса о фамильном ожерелье. Я полагала, что поскольку портрет мамы был написан на Цейлоне, то там находится и ожерелье.
Услышав о нашей помолвке, приход также вздохнул с облегчением. Довольно деликатная проблема ночи, проведенной мной в лесу, была исчерпана ко всеобщему удовлетворению. Моей подружкой на свадьбе предстояло стать Эффи Кэннон, которая сама собиралась в скором будущем под венец. Доктор должен был передать меня жениху. Мы решили, что церемония бракосочетания будет совсем простой, и все же по мере приближения рокового дня меня все чаще охватывали тревожные предчувствия. Иногда я спрашивала себя, в своем ли я уме. Мне казалось, что мои чувства ведут непримиримую борьбу со здравым смыслом. В ночь накануне свадьбы мне стало по-настоящему страшно.
«Что ты о нем знаешь?» — спрашивала я себя. Ответ был — почти ничего. Тогда почему? Почему?
Я знала только то, что он пробудил во мне страсть, затмившую все остальное. Но я ощущала ее, только когда он был рядом. Когда его не было, я переставала себя понимать. Замуж из-за одной ночи в хижине! Впрочем, она кое-чему меня научила, а именно — если он уедет на Цейлон без меня, я до конца жизни буду терзаться сожалениями. Неужели я хочу остаться и превратиться в подобие сестер Кэннон? Возможно, я унаследовала предрассудки своих теток и в глубине души считала, будто из-за того, что произошло между нами в Попугаячьей хижине, он имеет на меня какие-то права? Но он тоже внушал мне эту мысль. Это было частью его игры.
И вот настал день моей свадьбы. Даже стоя у алтаря, я слышала внутренний голос, который предостерегал меня от этого непоправимого шага.
— Согласна ли ты взять в мужья этого человека? — спросил преподобный Питер Кэннон.
Я хотела крикнуть: «Нет! Это ошибка. Выпустите меня отсюда, я хочу подумать!»
И тем не менее я ни за что на свете не остановила бы церемонию.
Мы расписались в журнале, а затем под руку прошли по проходу, и я видела обращенные к нам лица. Вся округа собралась в церкви на мое венчание. Слуги сидели в конце, недалеко от дверей. Я заметила миссис Лэмб, а рядом с ней Эллен, и мне казалось, я слышу, как они перешептываются: «А что ей оставалось делать после того, что случилось?..»
Где-то на задворках моего сознания крутилась та же мысль: А что мне оставалось делать?
За венчанием последовал прием в Грейндже. Его оплатил Клинтон.
— Вы и так слишком добры к нам, — заявил он тете Марте. — Позвольте мне самому все организовать.
Тетя Марта пыталась протестовать, ссылаясь на то, что прием всегда являлся обязанностью родственников невесты.
— Я уверен, что такая мудрая леди, как вы, выше подобных предрассудков, — ответил он.
Она не стала спорить, и лишь уже знакомое мне подрагивание уголков губ указывало на то, как приятен был ей этот комплимент.
Когда гости разъехались, мы с Клинтоном отправились прогуляться в лесу. Я молчала, а он был немногословен. Он очень переменился и был со мной нежен и ласков. Он заверил меня в том, что я никогда не пожалею, что вышла за него замуж. Он говорил так убежденно, что на какое-то время я ему поверила.
