Карен Хокинс - Знак любви
– В той Голубой комнате?
– Да, в той Голубой комнате. Он предлагал мне занять комнату побольше, но там мне было как-то неуютно. Кроме того, я и без этого чувствовала сильную неприязнь со стороны его матери.
– Мать Малькольма начинает мне не нравиться.
– Что уж теперь, – тихо вздохнула Кэт. – Я напоминала ей о том времени, когда она с мужем была в ссоре, о которой ей хотелось забыть. Разве можно винить ее за это?
– Полагаю, нельзя, – неуверенно ответил Девон. – Тебе было хорошо жить в Килкерне?
– Нет, долгое время я жила вне стен замка и думала, что жизнь в самом замке какая-то волшебная. На самом деле все оказалось не так. Там я чувствовала себя какой-то потерянной, и Малькольм понимал это. Он решил, что меня нужно представить обществу, словно я имела на это право.
– Право?
– Я была незаконнорожденной дочерью лорда Стратмора, и все это знали. У меня не было ничего, кроме обещанного Малькольмом приданого. К тому же… – она пожала плечами, – я не красавица и никогда ею не была. Но Малькольм настаивал на том, чтобы я появилась в свете. Он уговорил свою мать поспособствовать этому, и тогда мы с ней впервые сошлись во мнениях: я не хотела этого выхода в свет, а она не хотела сопровождать меня. Однако Малькольму удалось настоять на своем, и в один прекрасный день мы отправились в Эдинбург.
– Звучит так, словно все было готово к катастрофе.
– Это было ужасно. И чем дальше, тем хуже. Полагаю, леди Стратмор искренне пыталась одеть меня как можно лучше и представить самым важным людям, но все кончилось полным провалом.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже. Каждый выход в свет приносил только боль и стыд. Одежда, которую она мне подобрала… Теперь, когда я лучше разбираюсь в тканях и расцветках, я вижу свои и ее ошибки.
– У мужчин все гораздо проще, – покачал головой Девон.
– Да, это правда. Ко второй неделе нашего пребывания в Эдинбурге я была глубоко несчастна. Тем временем Малькольм познакомился с Фионой и принялся успешно ухаживать за ней. Я осталась в обществе леди Стратмор и вот тогда… тогда-то я и встретила Стивена.
– Первосортного ловеласа, насколько я понимаю.
– Хуже, третьесортного. Его не принимали почти ни в одном доме, что мне в то время казалось в высшей степени несправедливым.
– Ах, молодость, молодость…
– Скорее глупость. Он был весел, беззаботен и очень ласково разговаривал со мной. – Ее щеки слегка порозовели. – Этого оказалось достаточно, чтобы я решила, что влюбилась в него и согласилась… я… я сбежала с ним.
– Сбежала? Чтобы тайно обвенчаться?
– Да, так я думала. Но потом оказалось, что Стивен вовсе не собирался на мне жениться. Ему просто нужен был скандал, чтобы заставить Малькольма купить его молчание.
Ее щеки залил густой румянец стыда. Девон ощутил нараставший в нем гнев в отношении Стивена.
– Мы все делаем ошибки, – чуть хрипло произнес он.
– Большинство все же не втягивает в это своих родных, – резко возразила она, ~ Я оказалась настолько глупа, что позволила сбить себя с толку болтуну и волоките.
– Так вот почему ты предпочитаешь сначала думать, а потом чувствовать. Ты считаешь, это поможет тебе избежать повторения ошибки.
– Да. – Она посмотрела ему в глаза. – Ты должен знать, что я была со Стивеном две недели, пока Малькольм не настиг нас. Тут мне бы надо заверить тебя, что Стивен ни разу не прикоснулся ко мне, но… – у нее горестно сжались губы, – но я не могу этого сказать. Мне казалось, я любила его.
– Чего только ни делается во имя любви…
– Я поверила его обещаниям жениться на мне, как только Малькольм даст на это согласие. На самом же деле Стивен никогда не просил Малькольма о согласии на наш брак, а потребовал у него тысячу фунтов за свое молчание и мое возвращение.
Никогда в жизни Девон не испытывал такой ярости, как теперь.
– Этот чертов Стивен, где бы он ни был, заслуживает хорошей взбучки! Она послужила бы ему примерным наказанием.
Ей-богу, если бы кто-то осмелился поступить с его сестрой так, как поступил негодяй Стивен по отношению к Кэт, он избил бы ублюдка до полусмерти. А для большей убедительности ему досталось бы еще и от братьев Девона!
– Боюсь, для этого пришлось бы выкопать его из могилы. Он умер через два года. Судя по доходившим до меня слухам, он просто спился, хотя я в этом не уверена.
– Легко отделался!
– Что было, то было, – печально махнула рукой Кэт.
Этот жест умерил его гнев, и в нем снова проснулось желание обнять ее и поцеловать Взяв ее руку в свою ладонь, он сказал:
– Кэт, ты страстная натура. В этом нет ничего плохого.
– Как не преминула уколоть меня леди Стратмор, я вся пошла в свою мать.
– Тебе было всего семнадцать, и рядом никого не было, – придвинулся к ней Девон и поцеловал ее в нос. – Послушай, Кэт, ты вовсе не плохая, не злая и не сломавшаяся. Ты сильная и красивая женщина. Нет ничего дурного в том, чтобы любить того, кого ты полюбишь.
– Так думают далеко не все.
– Так к кому ты собираешься прислушиваться? Ко мне? Или к озлобленной матери Малькольма? И позволь напомнить тебе, что я ни разу тебе не солгал и никогда не советовал надевать модную одежду, которая только портит твою роскошную фигуру.
У нее задрожали губы, в глазах пропали слезы и появились искорки смеха.
– Как тебе не стыдно смешить меня, когда я так несчастна!
– Совсем даже не стыдно, – он взял ее лицо в ладони, – ну, в чем еще ты хочешь признаться мне?
– Все важные признания уже прозвучали.
– Если это твое единственное прегрешение, тогда пора мне начинать свою исповедь, потому что моя жизнь была куда более грешной, чем твоя.
– Да?
– Я надеюсь, ты не ждешь от меня признания во всех грехах страсти, иначе я просто охрипну, не дойдя и до половины.
– Неужели их было так много? – притворно ужаснулась она, вертя в руках пуговицу его жилета.
До сегодняшнего дня Девон с легкостью отвечал на этот вопрос. В конце концов, он никогда не переходил границ приличия, не лишал чести девушек, не компрометировал дам, если только они сами не разглашали тайну свиданий с ним, никогда не называл их имен, даже будучи сильно пьян.
Однако теперь, глядя в зеленые глаза Кэт, он чувствовал некоторые угрызения совести. Его щеки едва заметно покраснели. За всю свою жизнь Девон краснел всего лишь два или три раза, да и то в возрасте до четырнадцати лет.
– Да, – проговорил он наконец. – Их действительно было много.
– Гм… Судя по тому, что ты, по твоим же словам, никогда не влюблялся дольше чем на несколько месяцев, таких грехов должно быть сотни, а то и тысячи.
Девон ничего не ответил. Просто не мог. Его охватило чувство глубокого одиночества. Неужели Кэт права? Неужели он обречен всю жизнь менять постель за постелью в поисках идеальной женщины, в существование которой он уже почти не верил?
