Джулия Берд - Грезы любви
— Я полагаю, что ты недооцениваешь Ричарда, — холодно произнесла она. — Раньше я сама заблуждалась. Я думаю, он — наша последняя надежда, и Тарджаман это подтвердил. Сейчас Ричард едет к королю. Я не могу говорить о его планах на будущее, но, если бы ты знала его, твое мнение о моем муже изменилось бы.
— Тэсс, ты когда-либо встречалась с королем?
— Да, приходилось.
— Тогда ты должна знать, как Генрих настойчив в достижении своих целей.
— Он не сможет убедить Ричарда нарушить данное мне обещание.
— Какое еще обещание?
— Ричард обещал…
— Освободить нас?
— Он сказал, что сделает все возможное, чтобы лолларды были на свободе.
— Значит, сделает все возможное…
— Да, это так. Гертруда, у тебя такой вид, как будто я принесла дурную весть. А я надеялась тебя обрадовать.
— Моя дорогая, я слишком много прожила, чтобы знать, как все непостоянно в этом мире.
— Ричард поможет вам. Надо верить, Гертруда.
Тэсс стала заплетать Гертруде косу. Ее мысли вновь обратились к персу.
— Тарджаман исчез.
— Да?
— Я вижу, вас это нисколько не удивило. Мы его подозреваем в предательстве. Сэр Рандольф убежден, что это Тарджаман похитил Освальда и несколько сундуков с оружием.
— Нет, это не он.
Тэсс поразила уверенность в голосе Гертруды.
— Ты так говоришь, как будто что-то знаешь.
— Да, я знаю Тарджамана. Он не способен предать Ричарда.
— Тогда почему он так внезапно скрылся?
— Даже если бы я и знала, то все равно ничего бы не сказала.
Тэсс закрепляла косу лентой, а сама размышляла над загадочным ответом Гертруды. Похоже, эта женщина была расположена к персу.
— Гертруда, в прошлый раз, когда я тебя навещала, я встретила здесь Тарджамана. У него была книга, название которой я не разглядела. Что это за книга? Он нес ее тебе?
Гертруда подошла к кровати и, вытащив из-под матраца книгу, протянула ее Тэсс.
Тэсс от удивления широко раскрыла глаза.
— Библия на английском! Гертруда, это же опасно! Эта книга — прямое доказательство ереси.
В те времена церковь запрещала прихожанам читать и толковать Библию без благословения священника, опасаясь вольнодумства. По этой причине хранение и чтение английского перевода Священного Писания преследовались законом.
— Тарджаман сочувствует всем, кто страдает за веру. Он не побоялся пронести эту книгу в башню. Неужели я буду бояться, что ее здесь обнаружат?
— Может, он принес ее именно для того, чтобы тебя скомпрометировать, Гертруда! Предки Тарджамана убивали во имя Аллаха. Он может преследовать ту же цель.
— Может, но не станет. Когда-нибудь настанет такой день, когда я расскажу тебе все. А пока я могу только посоветовать тебе, Тэсс, не судить людей только за то, что ты не понимаешь их веры. В противном случае ты будешь не лучше тех палачей, которые сожгли твоего отца.
Смутившись, Тэсс положила Библию на стол.
— В жизни так трудно во всем разобраться. Было бы проще, если бы мир был только белым и черным.
— В таком случае ты бы не восхищалась восходом солнца, не любовалась бы синевой любимых глаз. Тэсс, продолжай жить, как прежде, прислушивайся к своему сердцу.
На прощание Тэсс поцеловала Гертруду.
— Я еще приду навестить тебя.
Пожилая баронесса молча смотрела ей вслед.
— Тэсс, — окликнула Гертруда, когда молодая графиня уже прикрывала дверь.
— Что, Герта?
— Я надеюсь, ты уже беременна.
Тэсс покраснела.
— До следующего месяца я не смогу узнать об этом.
— Ну что ж, время покажет, — согласилась Гертруда.
Неужто я уже беременна? — думала Тэсс, уходя из башни. Ей вдруг стало страшно. Ей захотелось, чтобы Ричард был рядом. Она верила, что он сможет отвести любую беду.
21
На следующий день в полдень Ричард со своей свитой въехал в Лондон. Специфические запахи большого города сразу ударили в нос; пахло конским навозом, кровь зарезанного поросенка растекалась по мостовой. Затем ветер донес ароматы заморских специй, свежеиспеченного хлеба и цветов. Добродушный говор кумушек, живущих по соседству, ругань нищего оборванца, смех в толпе — все это смешалось в единый гомон, который создавал шум большого города.
Лондон! Как Ричард любил этот город! Здесь он провел буйную молодость, кутил по тавернам и просыпался в постели незнакомых женщин. Сейчас, следуя по улицам, Ричард наблюдал обыденную жизнь горожан. Мясники продавали свежую телятину, рыбаки выплескивали целыми ведрами устриц в ящики на прилавках, упавшие ракушки стучали о камни мостовой, чувствовался запах моря. По обе стороны узкой улочки стояли оштукатуренные деревянные дома. Чем ближе к центру города они оказывались, тем чаще встречались грязные люди, голодные собаки, нищие оборванные дети. Всюду смердели нечистоты; Ричарду не хватало воздуха в этом душном городе.
Он продолжал вести рыцарей по извилистым улочкам. И вот на острове Ричард увидел шпиль Вестминстера и с благоговением последовал туда.
Через полчаса, перед тем как войти в Вестминстерский собор, Ричард с молитвой на устах преклонил колени в часовне.
— Истербай, а мне уже донесли, что ты приехал.
Ричард почувствовал цепкие пальцы на плече. Он узнал голос всемогущего епископа Вестминстерского, Анри Бофора.
— Приветствую вас, милорд, — сказал Ричард, чуть привстав с деревянной скамьи. От волнения у него забилось сердце. Перед ним стоял самый влиятельный человек в стране после короля. Анри Бофор был не только епископом, но и лорд-канцлером Англии, а также первым советником короля. К тому же он приходился королю дядей.
— Это большая честь, что ваша милость удостоила меня вниманием.
— Я всегда внимателен к друзьям моего племянника. Ты это знаешь, Ричард.
Ричард обнял епископа. Странно было, что этот, ныне могущественный человек когда-то в юности позволял ему фамильярности.
— Я приехал встретиться с Генрихом, — сказал Ричард.
— Ты опоздал, — ответил Бофор, нахмурив брови. — Сейчас он в Тауэре, откуда отправляется на побережье.
— Какая неудача! — Ричард нахмурился. — Мне надо поговорить с ним, это срочно.
Лицо Бофора не выражало ничего хорошего.
— Почему такая срочность и именно сейчас? Король неоднократно отправлял к тебе гонцов с посланиями, и ты не удосужился ответить ни на одно из них. Ты и раньше мог приехать в Лондон.
— Сейчас я отвечу на все его вопросы. Пошлите гонца в Тауэр, пусть король подождет. Бофор я должен поговорить с ним.
Епископ величественно улыбнулся.