Конни Брокуэй - Всю ночь напролет
Леди Диббс недоверчиво уставилась на Энн, то открывая, то снова закрывая рот.
— Мне кажется, миссис Уайлдер, я…
— Все и так очевидно, — ответила Энн. — Однако позвольте мне выразиться яснее. Речь идет о пожертвованиях в тысячу фунтов каждое, которые вы уже дважды обещали Фонду помощи бывшим солдатам. Я так и не получила ни единого пенни из этих денег.
Женщины вокруг внезапно умолкли. Леди Диббс гордо выпрямилась.
— Для того чтобы перевести такие крупные суммы, требуется время, — ответила она холодно, и в ее тоне прозвучало предостережение.
— Не больше времени, чем на покупку нового ожерелья, — отозвалась Энн невозмутимо, на миг задержав взгляд на колье с жемчугом и бриллиантами на шее леди Диббс. — Если не ошибаюсь, вы говорили дамам, что оно у вас совсем недавно?
— Уж не намекаете ли вы на то, что я отказываюсь от своих обещаний, миссис Уайлдер? Советую вам как следует подумать, прежде чем ответить.
Если леди Диббс рассчитывала напугать Энн до дрожи в коленях, то она явно недооценила свою соперницу. В улыбке Энн не было и следа унижения или покорности, которые леди Диббс и люди, ей подобные, требовали в качестве платы за право быть причисленными к избранному кругу. Леди Диббс невольно отступила. Энн сделала шаг вперед.
— Намекаю, леди Диббс? — произнесла она во всеуслышание. — Факты говорят сами за себя. Вы обещали две тысячи фунтов, но не дали ни пенни.
Леди Понс-Бартон хихикнула. Леди Диббс злобным взглядом заставила ее подавить смешок.
Однако Энн еще не закончила.
— Есть только одна причина, по которой я решила предать это дело огласке. Коли вы являетесь такой ярой поборницей правды и так решительно настаиваете на том, чтобы ничто из жизни других людей или из их прошлого не могло быть скрыто от вашего бдительного ока, вы наверняка должны быть только рады тому, что ваша собственная история стала всеобщим достоянием.
— Думаю, вы все сказали, миссис Уайлдер, — произнесла леди Диббс надменным тоном.
— Вы действительно так считаете, мадам? — Энн бросила взгляд на дам, которые с нескрываемым смущением уставились на своего недавнего кумира. — А впрочем, я уверена, что да.
— Браво, Энн! — София поравнялась со своей наставницей в тот момент, когда та уже подошла к двери бальной залы.
От ее слов щеки Энн вспыхнули ярким румянцем, как ни от одной из бесчисленных колкостей леди Диббс.
— Если хочешь попасть в черный список, что ж, превосходно, — продолжала София. — Но поскольку в течение двух последних месяцев ты не раз мне внушала, как важно завоевать уважение в свете, то должна признаться, что я озадачена. Или ты не подумала о том, как твои поступки могут отразиться на мне?
Поведение кузины едва не заставило Энн потерять самообладание.
— Ты во всем виновата сама, поскольку ведешь себя неподобающим образом с самого начала сезона, София, — ответила она. — И ты должна быть только рада, что я дала тебе удобный предлог объяснить отцу, почему тебя отказываются принимать в лучших домах и салонах города.
София рассмеялась:
— Да, пожалуй, ты права. Кроме того, я больше не нуждаюсь в одобрении леди Диббс.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Энн.
— Только то, что сказала, Энн. Я просто следую твоему примеру. Вспомни, когда ты начала выезжать в свет, то неукоснительно придерживалась одного правила: «Забудь о дамах и сосредоточь все свое внимание на джентльменах».
— Я никогда себе ничего подобного не позволяла.
— Да полно, Энн! Позволяла, да еще как! Недаром джентльмены до сих пор о тебе судачат. И кроме того, совершенно очевидно, что леди Диббс не питает к тебе нежных чувств. У меня есть основания полагать, что эта вражда пустила свои корни еще несколько лет назад… Не надо смотреть на меня с таким потрясенным видом, Энн. Будь я на твоем месте, я бы этим гордилась.
— Откуда ты набралась всех этих глупостей?
София насмешливо фыркнула в ответ.
— У стен тоже есть уши. Лучше признайся, Энн. Тебе же было ровным счетом наплевать на этих женщин. Как, впрочем, и Мэтью. Вы были полностью поглощены друг другом.
— София, — промолвила Энн, — ты не понимаешь. И никогда не понимала. Мой брак был…
— Заключен на небесах, — подхватила София. Ее голос внезапно стал жестким.
Энн покачала головой, сострадая всем сердцем несчастной, запутавшейся девушке:
— Нет. Ты ошибаешься.
Однако София уже ее не слушала. Она немного отступила назад.
— Всему свету известно, каким счастливым, просто идеальным было твое замужество. Что до меня, то я не стремлюсь к идеалу. Мне нужно положение в обществе. И власть. Ну, и конечно, удовольствие. — Она подняла руку, подзывая к себе какого-то молодого щеголя, стоявшего в дальнем углу комнаты. — И не обязательно именно в такой последовательности.
Глава 16
Джек не спускал с нее глаз.
Намеренно, целеустремленно, невозмутимо Энн доводила его до безумия. И дело тут было не только в ее платье, хотя, Бог свидетель, оно ни в коей мере не претендовало на скромность.
По-видимому, Энн решила, что исполнила свой долг вдовы, потому что ее наряд в этот вечер привлек внимание буквально всех мужчин. Верхняя часть груди выдавалась над корсажем в обрамлении тончайшего красно-оранжевого шелка. Сверкающая материя облегала ее талию, струящимся потоком ниспадая вдоль бедер и подчеркивая их изгибы.
Она танцевала, словно вакханка. Ее глаза вызывающе блестели, а бант на затылке, поддерживавший облачко темных волос, придавал ей несколько легкомысленный вид. Одна непослушная прядь упала на сюртук ее партнера по танцу, запутавшись в складках его галстука, и это зрелище наполнило сердце Джека ревностью.
А между тем он не имел права ревновать. Он утратил это право, жадно лобзая воровку, и страсть, которую та ему внушала, превратила его в жалкого просителя.
Он знал, что не без сожаления расстанется со своими нежными чувствами к Энн, но никак не ожидал такой бездонной муки. Ему казалось, будто кто-то вырвал сердце у него из груди. Эта женщина, такая прелестная и такая неприступная, не раз страдала от дурного обращения, и она волновала его как никто другой. Энн порхала по переполненной гостями бальной зале, словно экзотическая ночная птица в поисках добычи.
Джек нахмурился. И как ему такое могло прийти в голову? Почему он отводил Энн Уайлдер роль хищницы, когда она выглядела столь болезненно уязвимой? И разве он сам не являлся тому доказательством? Разве не он открыл в ней эту слабость?
Она заслуживала того, чтобы ее — как выразилась бы Джулия Нэпп — обожали. Истоки его обожания находились в его чреслах.. Воровка ясно дала ему это понять. Его разбирало вожделение — к Энн? к воровке? к обеим? — и притом самого примитивного, животного свойства.
