Вайолет Уинспир - Пленница в башне
— Значит, по вашим испанским понятиям, то, что я женщина, автоматически характеризует меня как пустоголовую особу? — резко спросила она. — Гарри — в каком-то смысле человек моего круга, а не феодальный господин, которому нравится, когда все пляшут под его дудку и расшаркиваются перед ним…
— Что за дикость! Как вы осмелились так разговаривать со мной! — Глаза дона засверкали от ярости, и, со злостью отшвырнув сигару, он схватил Ванессу за обе руки и грубо повернул к себе. Она посмела нарушить его невозмутимое спокойствие и теперь оказалась лицом к лицу с мужчиной, который выглядел настолько разъяренным, что мог, казалось, переломать все косточки в ее несчастном теле. — Вам и раньше нравилось доставлять мне неприятности, — он перевел дыхание, будто пытаясь справиться с подступившей яростью. — Но теперь вы зашли слишком далеко… Так, значит, вы говорите, этот американец — человек вашего круга? Вам нравится мужчина, который играет в любовь, представляя себе, будто это всего лишь развлечение?
— Отпустите меня! — Сердце Ванессы колотилось. Как удар молнии заряжает металл и делает его опасным для прикосновения, так ее заряжала страхом близость этого разъяренного мужчины с грубыми руками. — Вы сломаете мне руку, вы, хулиган…
— Да, мне хочется слегка помучить вас. — Он стоял совсем близко и не сводил с нее безжалостного взгляда. — Что я собираюсь сделать? Мы здесь совершенно одни, и, чтобы подтвердить справедливость вашего обвинения, я могу поставить вас на колени, и заставить пресмыкаться, расшаркиваться и плясать под мою дудку. — В его глазах вспыхнул поистине дьявольский огонь. — В конце концов, я потомок знаменитых корсаров, человек, который привык получать все, что ему захочется. Нельзя ведь не учитывать наследственность? Эти инстинкты должны были ждать своего часа, словно ягуар, приготовившийся к прыжку.
Ванесса, как завороженная, смотрела в его глаза, чувствуя, как неистово бьется пульс на его руках, когда он взял ее за плечи. Рассмеявшись низким гортанным смехом, он легонько встряхнул ее:
— Вы в полной безопасности, моя маленькая английская мисс, несмотря на все мои наследственные черты, которые я не всегда могу контролировать. Вы в такой же безопасности, как и Барбара, будь она на вашем месте, так что не нужно выглядеть так, будто на вас набросился испанский тиран. — Ярость в его глазах уступила место обычной иронии, и, выпустив ее запястья, он посмотрел на отметины, которые его пальцы оставили на ее коже. — Женщина представляет собой такую же стихию, как и море, и ее власть порой настолько же ужасна, — прошептал он. — Распоряжайтесь же вашей властью мудро, моя маленькая. Она или принесет вам большое счастье, или разрушит вашу жизнь…
Наступило то необыкновенное спокойствие, которое часто приходит на смену буре. Ванесса была воистину рада своей победе, ей показалось, что она задела какие-то сокровенные струны в душе этого мужчины. Теперь она стыдилась того, что наговорила ему.
— Простите меня, дон Рафаэль, — сказала она. — Я не имела права говорить вам такие вещи.
Он пожал плечами и выпустил ее руки:
— Вас возмущает, что я опекаю вас как испанец, а не англичанин? Но я испанец, и отношусь к вам вполне доброжелательно.
Небо расцветилось закатными красками нежных коралловых и лавандовых оттенков. Они возвращались в замок. Ощущение легкой грусти после прошедшего дождя усиливало прелесть заката. Ванесса и ее спутник задержались на скалах и, стоя бок о бок, наблюдали за тем, как солнце опускается за горы. Довольно неожиданно, как иногда умирающий оживает перед последним уходом, затухающий день вспыхнул великолепными красками, которые постепенно угасли и исчезли, наконец, под фиолетовым пологом ранних сумерек.
— Какая честность! — прошептал дон Рафаэль. — Вам нравится вид? — спросил он. — Я часто вижу, как вы стоите здесь одна, устремив восхищенный взгляд на море и горы.
Ее сердце подскочило в груди, потому что она действительно часто стояла здесь, не подозревая, что он наблюдает за ней.
— Из моих комнат в замке видно все побережье, — пояснил он. — Чего вы ищете с такой тоской? Не можете смириться с тем, что ваши дни в Ордазе позади?
— С приятными воспоминаниями трудно расставаться, — вздохнула она.
— Храните их в своей душе как самые дорогие сокровища, малышка. Их место займут другие, возможно, более ценные для вас. — Неожиданно его лицо смягчилось, он улыбнулся. — Разве старая Мария не предсказала, что вас ожидают счастливые события? Одно из них, наверное, любовь, но нужно быть уверенной, что это настоящее чувство, а не простая потребность кому-то принадлежать, которая будет бросать вас из одних объятий в другие.
Он имел в виду Джека и Гарри; один из них был предназначен стать ее возлюбленным, ее судьбой, человеком, с которым она обретет счастье или разрушит свою жизнь. Когда она подумала о нем, кровь в ее жилах не побежала сильнее, и ее запутавшееся сердце не шелохнулось в груди, а осталось, как камень, тяжелым и неподвижным.
— Что такое любовь? — услышала она свой собственный голос, понимая, что только под покровом сумерек могла решиться задать такой вопрос мужчине, который стоял рядом с ней.
— Любовь похожа на неограненный алмаз, Ванесса, — ответил он, и его голос был таким же бархатным, как и окутывавшая их темнота. — Один неверный удар — и он может расколоться на кусочки, которые брызнут в разные стороны, как капли слез. Любовь — это прохладная рука, горячая щека и глаза, которые, подобно пчеле, твердо знают, какой цветок их влечет. Любовь — это много разных вещей, малышка, но прежде всего это — дар, и, когда мы вручаем его другому, то должны быть уверены, что его оценят по достоинству.
Ванесса знала, что только влюбленный мужчина мог говорить о чувствах с таким пониманием и сердечностью. Могла ли Лусия Монтес оценить всю глубину преданности, на которую был способен этот человек, рассчитывала ли безраздельно завладеть ею?
Поднявшись в свою комнату, Ванесса начала готовиться к свиданию с Гарри. Она выбрала короткое вечернее платье из бронзового шелка, которое расходилось шифоновыми оборками чуть ниже колен, затем продела в уши серьги из жадеита и надела на руку браслет, обратив внимание на свою бесцветную кожу; Она дотронулась до синяка на ней и вспомнила яростно сверкавшие глаза дона на веранде в пляжном домике. Потом ярость в них сменилась нежной грустью, когда они стояли на скалах.
Она слегка вздрогнула и перевела глаза на зеркало, стоявшее на туалетном столике. Автоматическим жестом взяла флакон и легкими прикосновениями нанесла духи на волосы и обнаженные плечи. Вдохнув тонкий нежный аромат, она задумалась, действительно ли духи составили по рецепту матери дона. Скорее всего, так и было, раз эти комнаты принадлежали когда-то ей.
