Ханна Хауэлл - Дама моего сердца
— По-моему, твое зелье подействовало, — признался он, когда Эвери начала мыть ему голову.
— Оно начинает действовать после четвертого приема, — пояснила Эвери и, запрокинув голову Камерона, принялась лить на нее из кувшина чистую воду, старательно смывая мыло. — А ты только что выпил шестую порцию.
— Странно еще, что меня от него не стошнило. Засмеявшись, Эвери начала тереть ему спину. Самым трудным для нее оказалось оставить его лежать на палубе в течение двух дней. Ему было очень плохо, а она ничем не могла ему помочь, лишь вливала в него лекарство и ждала, когда оно наконец начнет действовать. Теперь худшее позади. Камерону явно стало лучше, и к тому же у него есть возможность восстановить силы после столь неприятной болезни в чистой, хорошо проветренной каюте.
И потом, с удовлетворением подумала она, моя Камерону руки и ноги, сейчас этот упрямец в ее власти. Наверное, Джиллиана все-таки права. Глупо позволять ему держаться от нее на расстоянии. Она не может дать ему растранжирить впустую то недолгое время, которое у них осталось. Если он все-таки отправит ее домой, когда они доберутся до Кейнмора, он отнимет у нее будущее. А если останется так же равнодушен к ней, как сейчас, он сделает безрадостным еще и настоящее. Судя по явным признакам возбуждения, которые Эвери заметила, когда заканчивала мыть Камерона, он по-прежнему ее желал. Пора перестать прятаться от страсти, которую они могли бы разделить, размышляла она.
— Думаю, я уже достаточно хорошо себя чувствую, чтобы вытереться самостоятельно, — заявил Камерон, вылезая из ванны.
Когда Эвери протягивала ему простыню, раздался стук в дверь и вошли двое воинов, держа в руках подносы с едой. Вскоре Камерон уже сидел за столом, облаченный в чистую одежду, и с некоторым беспокойством взирал на еду.
— Можешь что-нибудь съесть, — разрешила Эвери и, повернувшись к нему спиной, начала снимать платье. — Не бойся, хуже не будет. Только не спеши. Твой желудок отвык от пищи.
— Это точно, — прошептал Камерон дрогнувшим голосом, видя, что за платьем на пол полетела рубашка, а за ней и штанишки.
Взяв толстый ломоть хлеба, он принялся жевать, наблюдая за тем, как Эвери моется. При виде ее стройной красивой спины он почувствовал, как в нем начинает разгораться желание. Похоже, состояние его здоровья больше не внушает опасений, подумал Камерон, когда даже добрый глоток вина не смог это желание заглушить. Она ведет себя так, словно они все еще любовники, размышлял он. Странно. Ведь он целую неделю не обращал на нее внимания. Она не видела от него ничего, кроме холодной неприязни. А вот сейчас предательское тело, черт бы его побрал, не осталось равнодушным к ее наготе! И все-таки придется ей сказать, что между ними все кончено. Камерон пристально взглянул на Эвери, которая, вымывшись, натянула чистое платье и уселась за стол напротив него. Ее густые темно-золотистые волосы в беспорядке падали на плечи. Она мило ему улыбнулась. Она, кажется, решила сделать вид, что причина его равнодушия в плохом настроении. За едой Камерон не сводил с нее глаз, чувствуя, как с каждой секундой желание охватывает его все сильнее. И чем дольше он наблюдал за Эвери, тем острее становилась жажда обладать ею, пока он не начал считать себя круглым идиотом, потому что отказывается от того, что так охотно ему предлагается.
— Какую игру ты затеяла на этот раз, детка? — наконец спросил он, подозрительно глядя на нее. Очень странно, что она пребывает в таком отличном настроении, в то время как он даже близко не подходил к ней в течение стольких дней.
— Игру? — переспросила Эвери и закинула ногу на ногу. Он разглядел под тонкой тканью платья ее колени, что, судя по всему, ее не смущало. — Ас чего ты взял, что я играю в какую-то игру?
С трудом оторвав взгляд от ее стройных ног и подавив желание покрыть их все, от кончиков пальцев до верхней части бедер, поцелуями, Камерон изобразил на лице отвращение.
— Потому что при моем поведении за последнюю неделю у девушки с твоим характером могло возникнуть лишь одно желание — стукнуть меня как следует по голове. А вместо этого ты меня лечишь, моешь, кормишь, улыбаешься и соблазняешь.
— Но ведь у тебя просто было плохое настроение, разве не так?
— Нет, не так.
— Тогда что же с тобой происходило?
— Ничего особенного. Я лишь напомнил себе еще раз, что все женщины вероломны.
Взгляд Эвери стал колючим, что нисколько не удивило Камерона.
— Что ж, если мужчина имеет дело лишь с проститутками и неверными женами, он должен быть идиотом, чтобы ожидать честности и преданности от других женщин.
— Верно подмечено, детка.
— Спасибо.
Высказывание Эвери не рассердило Камерона. Он уже давно пришел к такому же выводу. Досадно было, что Эвери сочла его идиотом, хотя Камерон сумел не показать этого. Мужчины и женщины частенько совершают дурацкие поступки, когда речь идет о любовных делах. И Камерон успокаивал себя тем, что он по крайней мере хоть чему-то научился на прошлых ошибках.
— Они не все были проститутками и неверными женами, — тем не менее решил пояснить он. — Одной из вероломных особ, с которыми столкнула меня судьба, была моя невеста, девица знатного происхождения, а посему она должна была быть чиста телом и душой.
— Ты был на ней женат? — спросила Эвери. Она и сама не понимала, почему ее нисколько не беспокоит то, что у Камерона были любовницы, однако то, что он был с кем-то обручен или даже женат, доставило ей такую острую боль.
— Нет, только обручен. Но она стремилась выйти за меня замуж. За две недели до нашей свадьбы она приехала в Кейнмор с матерью, слугами и родственниками, среди которых был и ее кузен по имени Джордан.
— И что? — поторопила его Эвери, когда Камерон замолчал и хмуро уставился в кубок с вином. — Они были любовниками, твоя невеста и этот Джордан?
— Да. Причем никаким кузеном, как потом оказалось, он ей не доводился, а был сыном давнего недруга моего отца. Эти двое замыслили во время свадебного пира впустить своих людей в замок, захватить его, а мою семью, моих людей и, естественно, меня самого, бедного одураченного жениха, убить. Им уже удалось впустить с полдюжины воинов в мой замок и начать свое черное дело. Шестеро моих людей исчезли, прежде чем я заметил неладное. Позже мы нашли их тела на дне крепостного рва. У каждого к шее был привязан камень.
«И ты винишь себя за смерть каждого», — сделала вывод Эвери. Как же ей хотелось успокоить его, сказать, что он ни в чем не виноват, но вместо этого она спросила:
— И как ты узнал об этом?
— Я пошел к ней в спальню и заметил, как туда проскользнул Джордан. У меня зародились подозрения, и, подкравшись к двери, я стал подслушивать.
