Филиппа Грегори - Меридон
Миссис Гривз хмыкнула и помогла мне завязать тесемки на манжетах.
– Единственное, как девочка вроде тебя может все это получить, – это найти себе мужчину и надеяться, что он окажется богачом, – дала она совет. – Тебе понравится, как подрастешь.
Я покачала головой, но ничего не сказала.
– А сестра твоя что? – спросила меня миссис Гривз. – Положила глаз на мастера Джека, так ведь? Едва ли ей там что перепадет.
Я опасливо поглядела на миссис Гривз. Она молча прислуживала за обеденным столом и молча готовила в кухне. Но видела она больше, чем кто-либо мог предположить. Я знала, что Роберт с ней ничем не делится, но боялась, что она могла ему сказать.
– Кто сказал? – спросила я, осторожно, как бродяжка с обочины.
Миссис Гривз усмехнулась.
– Думаешь, я слепая, деточка? – спросила она. – В моем чайнике лопухи не плавают, но бедный парень вечер за вечером пьет бог знает какую дрянь. Ей это помогает?
– Не знаю, – сказала я. – Понятия не имею, о чем вы.
Я знала. И это помогало.
Любовное зелье или скука коротких зимних дней и долгих зимних вечеров. Лесть двух хорошеньких девушек или значимость того, что он был их ловцом, – что-то приводило Джека в нашу маленькую комнатку над конюшнями вечер за вечером, пока его отец изучал карты и альманахи ярмарок.
Мы слышали его шаги на лестнице, потом его тихое: «Эй, там!» – и Дэнди отзывалась: «Поднимайся, Джек!» – ленивым ласковым голоском.
Она бросала в огонь горсть семян лаванды, чтобы дым был пряным и сладким. Прятала испачканные тряпки под матрас и распускала верх корсажа, чтобы видны были сливочные полукружия ее грудей. Потом она подмигивала нам с Кейти и говорила:
– Десять минут, не забудьте, – и голос ее, обращенный к нам, был совсем другим.
Вечер за вечером Джек поднимался через люк со своей полупечальной, полуплутоватой улыбкой.
– Меридон, Дэнди, Кейти, – говорил он. – Я принес вам яблок из кладовки.
Он протягивал нам яблоки, и мы сидели, грызли ледяные фрукты и говорили о работе, которую провернули за день. Об удавшихся или неудавшихся трюках, о наших надеждах на грядущий сезон.
Потом, минут через десять, Кейти, так и видевшая золотую гинею, причитавшуюся ей на Пасху, толкала меня.
– Я тебе помогу с водой, Мэрри, – говорила она.
И мы вдвоем спускались по лестнице посмотреть, у всех ли лошадей есть вода и сено на ночь, все ли они надежно заперты в стойлах. Снега и Море держали под крышей, мы заходили и к ним. Иногда мы просто сидели в пустых денниках, давая Дэнди и Джеку время побыть одним. Я вполуха слушала болтовню Кейти про парней в Уарминстере и про одного настоящего джентльмена из самого Бата, но большей частью прижималась щекой к теплой шее Моря и мечтала, чтобы мы оказались далеко-далеко.
Все, что мне нужно было сделать, чтобы прервать этот роман, – это сказать Роберту. Он бы разозлился, но дальше гневной выволочки дело бы не пошло. Я могла охладить пыл Джека, лишь намекнув ему на это. Или пообещать Кейти еще гинею за то, чтобы она закрутила с Джеком за спиной Дэнди. Но по какой-то причине я чувствовала, что ничего не могу сделать. Мне казалось, что ворожба Дэнди на Джека подействовала на нас всех, вот мы с Кейти и мыкались по конюшне, хотя ни одна из нас не желала, чтобы у них все шло гладко. И я соврала миссис Гривз, которая, возможно, подсказала бы мне, что делать.
– Дэнди не нравится Джек, – неубедительно произнесла я. – Мы, все трое, сблизились, когда ездили вместе, а потом стали вместе работать. Роберт хочет для сына большего, а у Дэнди есть работа.
Миссис Гривз кивнула и не стала настаивать.
– Ужин через двадцать минут, – сказала она и собрала с пола мои мокрые вещи.
Я кивнула и вышла в сгущающуюся тьму на конюшенный двор. Уильям уже должен был бы разжечь в нашей комнате огонь, и я решила, что мне удастся побыть одной. На лестнице я услышала голоса и остановилась.
Это были голос Джека и веселый смешок Дэнди.
– Думаю, ты меня приворожила, Дэнди, каким-то чертовым цыганским зельем, – сказал он. – Правда, так и думаю!
– Только тем волшебством, что у тебя в штанах, – тихо сказала Дэнди, и по голосу было слышно, что она улыбается. – И что тогда, красавчик, если это не ворожба?
– Ох, Дэнди, – вздохнул Джек. – Нет, девочка, убери руки. Не дразни меня. Я слишком ослабею, чтобы завтра тебя поймать.
– Дэвид велел лететь к тебе, словно я тебя люблю, – сказала она. – Я могу. Могу лететь к тебе, словно люблю тебя. Я тебя правда люблю, понимаешь?
– Дэнди, – с неловкостью произнес Джек.
– Ты меня любишь? – серьезно спросила она.
– Дэнди, – повторил Джек.
– Любишь, когда я тебя там трогаю, – тихо, с придыханием, произнесла Дэнди. – А еще любишь, когда я вот так распускаю корсаж, да, Джек? Любишь, когда я тебя вот так целую, да, Джек?
Я услышала, как дыхание Джека стало вдруг хриплым, а потом он резким движением вырвался.
– Прекрати, Дэнди, – быстро сказал он. – Надо нам перестать. Если отец узнает, он нас обоих выкинет из балагана, и нам некуда будет идти и не на что жить. Он нас предупреждал. Я дурак, что прихожу и остаюсь с тобой наедине, а ты – сущий дьявол, что заставляешь меня это делать. Я не могу обещать тебе любви, я это знаю. Я и не обещаю. Когда все началось, ты сказала, что это просто для того, чтобы развлечься. Ты же знаешь, я ничего не могу обещать ни одной девушке.
В комнате воцарилась тишина.
Я подкралась ближе к люку и напрягла слух. Я думала, что Дэнди разозлится, что он от нее отпрянул, но и не представляла, как умно она себя с ним ведет.
– Ладно, – ласково сказала она, и в ее голосе снова зазвучал смех. – Ладно, красавчик Джек. Будем играть по твоим правилам, не станем огорчать твоего папу. Не давай мне обещаний, а я не стану ничего обещать тебе.
Я услышала, как скрипнула половица, когда Дэнди встала, потом шорох ее рубашки, когда она спустила платье.
– А теперь… – сказала она, и голос ее был полон могучей женской власти. – Теперь скажи мне, и можешь сказать правду. Не любишь ли ты меня, красавчик Джек, мы ведь условились этого слова не говорить. Скажи мне, нравится ли тебе смотреть на меня в чем мать родила?
Я услышала, как Джек издал что-то вроде стона, а потом они оба упали обратно на постель. Слышал, как задохнулась моя сестра, когда он вошел в нее, а потом всхлипы и вскрики, когда они вместе стремились к наслаждению. Потом он сдавленно вскрикнул, а чуть позже Дэнди глубоко вздохнула, словно получила наконец то, чего хотела.
Я сидела, положив подбородок на руки, на лестнице, где тянуло сквозняком, и ждала, пока они закончат, чтобы попасть в свою комнату. Я не была поражена, меня не охватило косвенное желание, которое приходит, когда наблюдаешь и подслушиваешь. Я слышала и видела па с Займой с тех пор, когда была совсем малышкой, и это ничего для меня не значило, кроме того, что вскоре, когда их страсть ослабнет, они начнут ругаться еще сильнее.
