Дебора Мей - Яблоня греха
Дверь за бароном закрылась, и в комнате воцарилась тишина. Марциана замерла, словно мышка, боясь, что Грифенталь потребует у нее ответа. Ее мучили угрызения совести. Если бы она тогда не заговорила с фрау Флеранс, возможно, мальчик не обратил бы внимания на эту особу. Она обязана была вмешаться и остановить их встречи.
— Куда ты собрался? — мрачно поинтересовался Генрих, когда Людвиг вознамерился покинуть библиотеку.
— У меня тоже есть дела.
— Своими делами ты займешься позже. А сейчас подойди сюда.
Вздохнув, юноша вернулся к дяде.
— Встань прямо.
Людвиг бросил возмущенный взгляд на Марциану, но ничего, не сказал, а просто повиновался приказу.
— Клянусь, — сердито произнес Грифенталь. — Я научу тебя вежливости и уважению. Ты подчинишься или пожалеешь об этом. Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю.
Видя возмущение мальчика, и заметив его взгляд в свою сторону, Марциана собралась с мужеством и встала.
— Я оставляю вас.
— Не уходите, — резко бросил Генрих. — Это не займет много времени.
— Я считаю, что вы должны решать эти вопросы без меня, — твердо заявила она, подавляя желание потереть висок.
Она понимала, как страдает достоинство мальчика, и решила уйти, чтобы облегчить унижение, которое тот испытывал. Но, честно говоря, ей хотелось уйти еще и ради самой себя. Она была уверена, что Людвиг расскажет дяде, что она была в курсе его визитов к фрау Лили.
— Я не окончил разговор с вами, и как только поговорю с этим юношей, собираюсь вернуться к теме нашей беседы. Более того, нет никакой необходимости разговаривать с ним наедине.
Генрих заставил ее сесть рядом с собой. Затем он вновь обратился к мальчику:
— Должен ли я понять из твоего замечания, Людвиг, что ты каким-то образом познакомился с женщиной по имени Лили Флеранс?
— Да, конечно. Я знаком с ней.
— Ты должен извинить меня, — ответил Генрих и, встав с дивана, немного прошелся по комнате. — Но я не одобряю подобного знакомства. Она имела наглость сама подойти к тебе?
— Нет, с ее стороны не было никакой наглости. Она относится ко мне с должным уважением.
— Ты можешь говорить мне все, что пожелаешь, — ровным голосом произнес Генрих и присел на край стола. — Но ты должен изменить свой тон, если не хочешь вывести меня из себя. Каким же образом ты смог познакомиться с ней?
Марциана затаила дыхание, а пульсирующая боль в виске стала увеличиваться.
— Я заговорил с ней во время дня посещений, — юноша смотрел прямо перед собой, избегая встречаться взглядом с Генрихом. — Вы сами советовали мне проявить гостеприимство и оказать знаки внимания гостям и посетителям.
— Могу ли я считать, что это был единственный раз, когда ты говорил с нею?
— Конечно, нет. Она была очень добра ко мне, и я сказал, что хотел бы продолжить знакомство. Не думайте, пожалуйста, что она обрадовалась моему предложению. Как раз наоборот. Лили сказала, что все посчитают это неприличным, а я ответил, что это меня нисколько не волнует. И тогда она сказала, что будет рада, если я захочу навестить ее в деревне.
— Бог мой, — оборвал его Генрих. — Что за отношения у тебя с этой женщиной?
— Она очень добра ко мне, — мрачно заявил Людвиг. — Мне нравится разговаривать с ней, потому что она обращается со мной, как со взрослым, проявляя достаточное уважение. И она всегда рада мне. Лили говорит со мной о самых разнообразных вещах, которые обычно не интересуют женщин.
— Я понимаю, что ты чувствуешь себя польщенным, но…
— Дело не в том, что я чувствую себя польщенным. У Лили доброе и понимающее сердце, в ее доме я чувствую к себе больше уважения, чем в своем собственном! И поэтому возмущен тем, что ее лишили источника доходов. Лили обещали, что о ней позаботятся.
— Боюсь, что тут уже ничего нельзя поделать. Это не имеет никакого отношения к тебе. Ты не можешь знать, какое соглашение они…
— Но я знаю! Она ничего не скрывала от меня. Я знаю, какой договор Лили заключила с графом Касселем, и считаю, что он поступил с ней ужасно. Шесть лет назад он уговорил ее переехать сюда. Кассель уверял, что она до конца дней не будет ни в чем нуждаться… То, что теперь произошло, я считаю ужасно несправедливым, — повторил мальчик дрожащим от гнева голосом. — Клянусь Богом, если бы я мог распоряжаться своим состоянием, то все бы изменил. Это я говорю вам, и это то, что я собираюсь сказать ей, когда…
— Ты ее больше не увидишь.
— Вы не сможете остановить меня. Она — мой первый в жизни друг, и я не собираюсь бросить ее в беде, как все остальные. Как опекун, вы распоряжаетесь моей собственностью, но вы не смеете приказывать мне. Мой отец не стал бы возражать против знакомства с Лили. У него на это были другие взгляды и…
— Достаточно, — прервал его Генрих, выпрямляясь в полный рост. — Сопляк. Давно пора научить тебя вежливости и послушанию. И я собираюсь преподать тебе такой урок прямо сейчас.
Марциана снова вскочила на ноги, еще не понимая — то ли она собиралась остановить мужа, то ли хотела убежать, а из глаз мальчика брызнули слезы:
— Делайте, что хотите, но будь я проклят, если вам удастся чему-нибудь научить меня!
ГЛАВА 38
Увидев, что Генрих, набычившись, приблизился к мальчику, Марциана быстро выбежала из комнаты, но эхо разгневанных голосов еще долго звучало у нее в голове после того, как она хлопнула дверью библиотеки и побежала наверх. К тому времени, когда она добралась до своей туалетной комнаты, голова у нее стала ужасно тяжелой. Ей хотелось быстрее найти мятные капли на туалетном столике. Мирить членов своей семьи теперь казалось ей детской игрой по сравнению с попыткой примирить мужа и его чересчур самоуверенного племянника. В данный момент она считала, что не способна справиться с ролью посредника.
Налив из кувшина воды в чашку, и добавив туда дозу успокаивающего средства, она перевела дыхание и поднесла снадобье к губам.
— Не пейте это, тетя Марси. Вы заснете и больше никогда не проснетесь.
Услышав детский голос, Марциана выронила чашку и, обернувшись, остолбенела, увидев перед собой Анну, стоявшую в дверях босиком, в белой ночной рубашке. Девочка смотрела на нее широко раскрытыми глазами.
— Анхен! — баронесса постаралась говорить как можно спокойнее. — Девочка моя, как же ты испугала меня! Только посмотри, что я наделала, уронив чашку. Ванда будет ругаться.
— Хорошо, что вы уронили ее, — ответила девочка. — Я не… хочу, чтобы вы тоже умерли.
— Дорогая, я вовсе не собираюсь умирать, уверяю тебя.
— Вы бы умерли, если бы выпили это, — повторила Анна.
