Дениз Домнинг - Весенняя страсть
К Гиллиаму тотчас вернулось чувство юмора.
– Надо же, ты умеешь шутить! – удивился он.
– А разве мне нельзя? – в полусне, слегка раздраженно возразила она. – А теперь давай-ка спать, уже середина ночи.
Засыпая, Николь была уверена, что слышит тихий смех Гиллиама.
ГЛАВА 14
Николь осторожно пробиралась через грязный двор, накрывшись с головой накидкой, чтобы спастись от дождя. Она ступала очень осторожно, но не потому, что болели ноги. Это было ее третье утро дома, но первое, когда боль наконец отпустила. И первое утро, когда она надела свой новый наряд.
Какая радость одеться самой! Коричневое платье оказалось в самый раз, такое простое и удобное, с пояском на талии. Нижнее платье с длинными рукавами, очень просторное, если надо, можно закатать рукава по самый локоть, а верхнее она сшила совсем без рукавов.
Николь вошла в зал, ожидая увидеть Гиллиама и Джоса. Больше часа назад, едва рассвело, они отправились сюда. Сделав несколько шагов от порога, она с удивлением обнаружила, что ни мужа, ни его оруженосца нет. Вообще никого. Ни одного солдата. Только служанки сиротливо сидели за столом. Томас, имевший право есть вместе с лордом Эшби, тоже не явился.
Любопытство, смешанное с беспокойством, охватило Николь. Надо было пораньше встать и выяснить, куда все решили отправиться. Она отругала себя за то, что раньше не побеспокоилась об этом. Она же хозяйка замка и должна знать абсолютно обо всем, что происходит в Эшби. Где же они все?
Николь сняла накидку и встряхнула, капли полетели во все стороны. Вдруг откуда ни возьмись выскочила Ройя и подпрыгнула, щелкнув челюстями. Николь удивленно и испуганно вскрикнула. Гиллиама нет, и одному Богу известно, на что способна эта собака.
Но вместо того чтобы нападать, Ройя уселась и принялась наблюдать за хозяйкой Эшби. В больших ореховых глазах застыла мольба. Ройя била хвостом по утоптанному земляному полу, но без всякой злобы. Николь поколебалась, потом еще раз встряхнула накидку. Собака прыгнула, ловя открытой пастью капли воды.
– А-а, так ты хочешь поиграть, – удивленно протянула она.
Раскрыв пасть и высунув язык, собака смотрела то на Николь, то на накидку, словно умоляя позволить ей еще немного позабавиться.
Николь пожала плечами и неожиданным для самой себя извиняющимся тоном проговорила:
– К сожалению, она уже сухая. Я не так долго была на улице.
Николь осторожно прошла мимо собаки и остановилась возле очага полюбопытствовать, что варится в котле. Фасоль и ячмень кипели в густом бульоне. Едва усевшись за стол, Николь услышала топот лошадиных копыт и голоса всадников у двери. Резким свистом позвали конюха. Зазвенела упряжь, заскрипела кожа. Гиллиам большими шагами вошел в зал, оруженосец следовал за ним по пятам. Новый хозяин Эшби был не при полных доспехах, но поверх туники блестела тонкая металлическая кольчуга, на поясе висел меч. Он откинул капюшон, и в мокрых волосах засверкали капли воды.
Как и Гиллиам, Джос был в кольчуге, надетой поверх туники, но вид у него был жалкий. Он потирал руки, пытаясь согреть их, волосы прилипли ко лбу, кончик носа покраснел. Ройя немедленно запрыгала возле хозяина, приветственно размахивая хвостом.
– Куда вы ездили так рано? – спросила Николь, когда Гиллиам остановился у огня, собираясь снять мокрую одежду.
Солдаты, такие же вымокшие, как хозяин, заполняли зал. Гул голосов после гнетущей тишины поднимал настроение.
– Мы гонялись за ворами, – пояснил дрожащий Джос. Пальцы его так тряслись, что он не мог развязать шнурок капюшона.
– Что еще за воры? – Николь направилась к смельчаку, собираясь помочь.
– Пастух наткнулся на неизвестного мужчину с перерезанным горлом. К тому же его ограбили, – обыденным тоном сообщил Гиллиам. – Он умер уже несколько дней назад. Да, еще исчезли две овцы. Джос, мальчик, повесь-ка плащ у огня и шагай к столу. Этот выезд отнял столько времени, а у нас полно дел.
Николь быстро подошла к Гиллиаму, и он заметил:
– Ты уже хорошо ходишь. – Он приподнял брови и пошел к большому сундуку с доспехами, который стоял возле стены.
– Да, слава Богу, – ответила она немного напряженно, наблюдая, как он прячет в сундук меч и запирает его. Потом Гиллиам разложил на сундуке одежду для просушки.
Итак, он старается держать все оружие подальше от нее. Но не так уж оно ей сейчас и нужно, ради Эшби Николь готова потерпеть.
– У нас и раньше такое случалось. Лес густой, в нем можно спокойно прятаться. А ты спросил деревенских, не знают ли они убитого?
Гиллиам вернулся и встал рядом с ней.
– Да, спросил. Но ни управляющий, ни другие, а их около сотни, не признали его. Из деревенских никто не пропал.
Николь задумчиво смотрела на мужа.
– В таком случае почему ты беспокоишься, если никто не признал его?
– А с чего ты взяла, что я беспокоюсь? – удивился Гиллиам.
– Потому что ты не улыбаешься, как обычно.
Он рассмеялся.
– О Боже! Один мой секрет ты уже знаешь. Ты права. Это убийство меня действительно беспокоит. Дело в том, что тело убитого не прятали, а, напротив, вытащили из леса на видное место. Вот над этим стоит задуматься, согласна? – Он умолк, продолжая смотреть на Николь. Потом добавил: – Я так и знал, этот цвет тебе совсем не идет. – В голосе звучало разочарование.
Николь бросила на него быстрый взгляд и пошла к столу.
– А мне все равно, идет цвет или нет.
– А мне не все равно.
От того, как тихо он это произнес, она занервничала, потом села на скамейку. Гиллиам опустился рядом. Его нога тесно прижалась к ее ноге, и Николь сразу стало трудно дышать. Дева Мария, ужасно все время чувствовать себя маленькой и беспомощной рядом с ним. Без сомнения, он об этом догадывается, использует свою физическую мощь… Николь, не решаясь столкнуть мужа со скамьи, поерзала, пытаясь отодвинуться.
– Трусиха, – прошептал Гиллиам. Николь вздернула подбородок.
– Ты чересчур большой, занимаешь слишком много места, – ответила она тихо, чтобы не услышал Джос. – Я даже не могу взять в руку ложку.
Кухарка положила перед ней толстую вчерашнюю лепешку с вынутым из середины мякишем и налила туда похлебки. Николь взяла ложку и принялась есть.
– А можно и мне тоже? – спросил, стесняясь, Джослин.
– Джос! – удивленно воскликнул Гиллиам. – Ты хочешь есть! Я, тобой горжусь, мой мальчик.
– Да я, может, и не хочу, просто замерз. А еда кажется такой горячей, – проговорил мальчик, скрестив руки на груди и поджав губы.
Николь удивленно посмотрела на Джослина и снова увидела в нем свое собственное отражение. Как и она, Джос упрямо не желал изменяться, когда его об этом просили другие. Джос вовсе не собирался признаваться, что закончил поститься и больше не собирается стать служителем церкви. Всем своим видом, гордо поднятой головой и вздернутым подбородком, он давал понять, что не хочет слышать никаких насмешек из-за его решения.
