Линда Миллер - Женщины Флетчера
В стойле его ждал взнузданный конь Темпест. Доктор вывел жеребца наружу и ловко вскочил ему на спину.
– Билли? – позвал он без особого энтузиазма, собираясь поблагодарить паренька за то, что тот догадался о планах хозяина сегодня поехать верхом, а не в коляске.– Эй, Билли!
Ответа не последовало. Гриффин пожал плечами и поднял воротник, защищаясь от утренней мороси. Возможно, паренек сейчас где-нибудь в лесу играет в странные одинокие игры, подсказанные его слабым рассудком.
В это утро Гриффина радовала также стоявшая в лесу мертвая тишина, но по причинам более практического свойства он мог сэкономить время, поехав по узкой лесной тропинке, а не по главной дороге, хотя и на ней он вряд ли мог кого-нибудь встретить. Он нуждался в нескольких минутах одиночества, чтобы сосредоточиться и предстать перед своими пациентами таким, каким они ожидали его увидеть.
Конь Гриффина нетерпеливо заржал, когда они обогнули скрытый в зарослях пруд, который любил исследовать Билли, и приблизились к двум огромным валунам. Гриффин улыбнулся, вспомнив, что внутри этих валунов парнишке чудились стражники, и он был убежден, будто они охраняют тропинку. Но они возвышались по обе стороны от нее, и в узкую щель между ними едва мог протиснуться всадник.
На Гриффина напали в тот момент, когда он выехал из проема между валунами на маленькую тенистую поляну. Он выругался, сшибленный на влажную, устланную листвой землю.
Оглушенный, Гриффин поднялся на колени. И тут же получил мощный удар ружейным прикладом сбоку по голове. От удара в глазах у него потемнело, голова загудела. Гриффин снова приподнялся с земли, чувствуя, как на шею капает дождь.
Сколько их? Зрение его утратило ясность, но по движущимся теням он догадался, что его окружили человек шесть или семь.
– Осторожнее с его ногами,– распорядился спокойный, холодный голос.
Гриффин покачнулся. В центр его грудной клетки с размаху опустился сапог, возвращая его в прежнее положение. Почувствовав вкус крови во рту, Гриффин выругался.
– Именно так ты разделался с Маккинноном, Джонас? – прохрипел он.
Несколько рук вцепились в руки Гриффина, подняли его на ноги, и продолжали держать. В его глазах стоял густой серый туман, и ноги не подчинялись приказам, которые он им отдавал. Он скорее почувствовал, чем увидел, приближение Джонаса, но разглядел блеск вороненого ружейного дула.
– Доброе утро, Гриффин,– приветливо сказал Джонас.
Невыносимая боль в голове и груди на какое-то мгновение лишила Гриффина дара речи. У него вырвался лишь яростный стон. Где-то за его спиной, бряцая уздечкой, танцевал и ржал взбудораженный Темпест.
Что-то тяжелое – возможно, приклад ружья Джонаса,– врезалось ему в лицо. Боль пронзила голову Гриффина, и у него снова подогнулись колени.
– Поставьте его на ноги! – прошипел Джонас.
Гриффин пытался вырваться из рук мучителей, тянувших его вверх, но его попытки были тщетными. Он боролся с подступившей к горлу тошнотой.
Ярость Джонаса обрушилась на него, подобная невидимой стене, и тут же последовал удар кулаком. Но Гриффин уже не чувствовал боли, не чувствовал ничего. Он засмеялся, и слова его, наконец, полились наружу потоком:
– Ну и ублюдок ты, Джонас. Но ты опоздал – черт возьми, как же ты опоздал!
– Отпустите его, – раздался голос Джонаса откуда-то из дрожащей пустоты.
Колени Гриффина подогнулись, но пока он падал к нему частично вернулось зрение, и когда рука Джонаса вцепилась ему в волосы, закидывая голову назад, ярость переполнила его.
Джонас наклонился, чтобы улыбнуться в избитое лицо Гриффина.
– Я найду ее, Гриффин – это я тебе обещаю. Сиэтл не настолько велик, чтобы она могла скрыться. Но Рэйчел – это отдельный разговор. Эта маленькая встреча – расплата за то, что ты сделал со мной неделю назад.
Гриффин вскинул терзаемую болью и будто налитую свинцом руку, чтобы сбить у себя с головы руку Джонаса. Произнесенное им ругательство утонуло в шуме дождя.
Джонас выпрямился, удовлетворенно улыбаясь.
– А теперь, дорогой друг, у меня есть для тебя одна цитата. «Что посеешь, то и пожнешь».
Через мгновенье сапог Джонаса врезался Гриффину в пах. Жуткая боль, взорвавшись, отозвалась в каждой клеточке тела. Он упал, теряя сознание, лицом в грязь.
Когда плохие люди ускакали, Билли выбрался из своего укрытия в густых зарослях и стал подбираться к неподвижному телу доктора Флетчера. Опустившись на колени, он вытер слезы, выступившие у него от страха, и прошептал:
– Доктор?
Гриффин застонал и пошевелился на мокрой земле.
Билли стянул с себя куртку, свернул ее и слабыми, трясущимися руками подложил под голову Гриффина вместо подушки. Что делать дальше, он не знал.
– Л-лошадь,– пробормотал раненый. Дождевая вода смешивалась с кровью, поблескивающей в его темных волосах, и стекала по лицу.
Билли лихорадочно огляделся в поисках жеребца.
Когда он свистнул, скакун выбрался из подлеска, уздечка волочилась за ним по грязи. Билли стал осторожно приближаться к коню, пытаясь успокоить его ласковыми словами. Схваченный под уздцы возле самых удил, Темпест заартачился и с испуганным ржанием попятился.
– Тихо, мальчик, – шептал Билли. – Успокойся, плохие люди ушли.
Обернувшись, Билли увидел, как Гриффин попытался подняться на четвереньки и снова упал. Парень был потрясен этим зрелищем, собственной беспомощностью и страхом.
– Я пойду приведу маму или Филда,– захныкал он.– Я могу привести Филда...
Гриффин покачал окровавленной, мокрой от дождя головой и опять попробовал подняться.
– Нет. Помоги мне встать.
Билли подчинился, и, поднимая доктора на ноги, ощутил, как боль Гриффина отзывается в собственном теле.
Гриффин подставил лицо дождю, ощупью нашел луку седла Темпеста и уцепился за нее. Через мгновение, приказав себе превозмочь усиливающуюся боль в груди, он ухватился правой рукой за поводья. Резкими, быстрыми движениями, каждое из которых стоило ему невероятных страданий, он привязал левую руку к луке седла.
– Веди его домой, Билли.
И Гриффин заковылял рядом с конем. Дорога домой была долгой и мучительной, но там была Молли, спокойная и разумная, вышедшая их встречать. От дождя пряди ее медных волос прилипли ко лбу и шее.
– Святые небеса! – ахнула она.– Что случилось?
– Джонас,– прошептал Гриффин, морщась от боли, пока женщина отвязывала его левую руку и подставляла свои плечи под правую.
Гриффин был слишком тяжел для Молли, и она, даже с помощью сына, сумела дотащить его только до кабинета. По настоянию Филда в комнате все было оставлено в прежнем беспорядке, мебель перевернута, и занавески оборваны.
