Марша Кэнхем - Таинственный всадник
— Робби?..
— Финн привел его сразу, когда мы решили, что это вполне безопасно. Он пробыл здесь весь первый день, надеясь, что вам полегчает. Но у вас начался сильный жар. Мэгги послала его домой за лекарствами и травами, а гроза тем временем разыгралась еще сильнее. Месье Дадли сказал, что у вас дома уже лежит несколько сердитых записок — вас вызывают заняться затопленными дорогами.
— О Господи…
— Месье Дадли собирался поработать вместо вас, а если кто-то заинтересуется, куда вы подевались, он скажет им, что вы где-нибудь в другом месте, где положение еще хуже.
Странно, думал Тайрон, произошло столько событий за последние три дня, а он почти ничего не помнит.
— Я думаю, что один раз я приходил в себя, — медленно проговорил он. — Я видел лицо, но не ваше. Большие синие глаза и короткие золотистые кудри, как у херувима.
— Это был Антуан, — сказала Рене с улыбкой. — Он говорил мне, что вы смотрели на него секунду, не больше, а потом начали кричать и проклинать дьявола.
— Наверное, сознание еще полностью не вернулось тогда.
— Вы не помните, как вас ранили?
— Помню, я подумал о том, что, должно быть, переусердствовал за обедом с прекрасным кларетом у лорда Вул-риджа.
— Вы слишком переусердствовали с прекрасным кларетом у лорда Вулриджа, — поправила она, суетясь у постели и пытаясь освободить другое запястье. — Вы явились сюда после ранения и размахивали оружием, угрожая застрелить нас за предательство.
Тайрон Харт смущенно моргнул.
— Я угрожал застрелить вас?
— Нас с Финном, обоих.
В ее голосе слышался упрек, и когда она освободила его руку, Тайрон поймал девушку за локоть.
— Рене, если я сказал или сделал что-нибудь…
— Вы были очень сердиты, — пробормотала она. — Но конечно, я понимаю, вы были ранены. И очень серьезно.
Она смотрела на его руку, но не пыталась выдернуть свою, а он, заметив это, сцепил ее пальцы со своими.
— Вам никогда не говорили, что раненые животные наиболее опасны, когда они в ловушке или когда чувствуют, что их предали?
Огромные синие глаза, не мигая, смотрели на него.
— Опасность подстерегает всех нас, месье. Пока нам чрезвычайно везло, но когда гроза закончится, слуги забудут свои страхи, они перестанут бояться призрака из башни и…
— Призрака из башни?
Она вспыхнула так сильно, что Тайрон даже удивился — он еще не видел у Рене такого жаркого румянца. Он погладил пальцем ее ладонь и был совершенно очарован, увидев, как мгновенно запылали и округлись ее щеки.
— Вы слишком громко кричали и стонали во время лихорадки, — сказала она. — А поскольку уже существует легенда, что в башне живет призрак, который часто выходит на старые зубчатые стены, Финн пробрался на крышу, завернувшись в белые простыни, и грохотал там цепями.
— Несгибаемый, упрямый мистер Финн?
— Он не лишен чувства юмора, месье.
— Я должен буду сделать комплимент мистеру Финну за его находчивость и изобретательность.
— Вообще-то это идея Антуана. — Она прикусила нижнюю губу и попыталась осторожно высвободить свою руку.
— Кто-нибудь еще знает, что я здесь?
Она посмотрела на Тайрона и нахмурилась.
— Ни Финн, ни Антуан не предадут вас и не раскроют ваше присутствие здесь, месье.
Рене видела, как сощурились глаза Тайрона Харта, и память внезапно вернулась к нему.
— Вы сказали, я пробыл здесь уже три дня? Какое сегодня число?
— Девятое, месье.
— Девятое. О Господи! А вы, предполагается, выходите замуж четырнадцатого? Почему же, черт побери, вы все еще здесь?
— Не было выбора, месье. Вас нельзя было переносить, а мы не могли оставить вас здесь одного.
— Ради Бога, помогите мне найти мою одежду…
Он попробовал подняться, но каждое движение отзывалось дикой болью. Рене подбежала к нему.
— Вам нельзя двигаться, месье! Вы еще недостаточно окрепли.
Тайрон стиснул зубы от внезапно подступившей тошноты. С трудом оторвав голову от подушки, он попросил дать ему воды.
Рене быстро взяла кувшин и налила воды в стакан, потом, поддерживая за шею, поднесла воду к губам Тайрона. Его рука снова накрыла ее руку. Девушка держала стакан и не выпустила даже тогда, когда его голова снова упала на подушки, а его губы стали понемногу расслабляться.
— Снимите повязку. Я хочу посмотреть, так ли уж плохо.
— Я не думаю…
Его рука стиснула ее руку так сильно, что Рене испугалась, не хрустнет ли стакан.
— Пожалуйста.
— Хорошо, — проговорила она по-французски очень тихо, почти шепотом.
Рене помогла ему приподняться. Зрелище было не из приятных, и Тайрон не удержался от проклятия. Отверстие в теле зашито толстой черной нитью, а края прижжены раскаленным лезвием ножа. Кожа, окружающая рану, стала сине-фиолетовая, с желтыми пятнами у ребер.
— Сейчас рана выглядит намного лучше, чем три дня назад, — заверила его Рене. — Вам повезло, месье, пуля прошла между ребрами. Навылет.
Тайрон фыркнул и снова уронил голову на подушки.
— Вы должны простить меня, если я кажусь вам неблагодарным, но в последний раз я лежал на спине и не мог пошевелиться в раннем детстве.
Он умолк, собираясь с силами, чтобы сказать:
— Но я должен сделать кое-что.
Она проследила за его взглядом, направленным на фарфоровый прибор в углу, сняла крышку и приподняла край одеяла, но он протянул руку.
— Я не думаю, мамзель, что я такой уж беспомощный, — проворчал он, отворачиваясь.
— Да, конечно, в прошлые дни вы были значительно слабее, — заметила она.
Теперь настала очередь Тайрона покраснеть.
— Ничего не поделаешь, мамзель, — коротко бросил он, — я был в беспамятстве.
Она подала ему горшок.
— Я подожду за дверью?
— Пожалуйста, — процедил он сквозь зубы.
Рене была на полпути к двери, когда ее осенило.
— У вас есть мать, месье?
— Была. Она умерла, когда мне было восемь лет. — Он склонил голову набок. — Вы считали, что я вылупился из яйца?
— Да нет, ничего подобного. Конечно, нет. Я просто хотела узнать, жива ли она сейчас. Может, вам было бы удобнее, если бы о вас заботилась мать или…
— Жена? — хмуро добавил он. — Уверяю вас, мой статус закоренелого холостяка прекрасно известен во всем округе.
— Я думаю, не будет большим преувеличением сказать, Капитан, что вы не совсем точны: у вас может быть жена и десять детей в любом округе, — высказала Рене свою точку зрения на холостяцкое житье Тайрона.
— Все могло быть, конечно, — согласился он, но при этом воинственно нахмурился. — Но не произошло. Я свободен от семейного очага: семья больше обременяет, чем дает комфорт такому человеку, как я.
Рене обдумывала его слова, ожидая за дверью. Она услышала, как он громко кашляет, давая ей понять, что она может вернуться.
