Джейн Остен - Разум и чувства
– А вы не знаете, что она за человек, эта мисс Грейс? Может она, так сказать, добродушна и мила?
– Я не слышала ничего предосудительного о ней, право, я очень мало слышу что-либо о ней. Разве, что миссис Тейлор сказала этим утром, что однажды миссис Уолкер утверждала, что мистер и миссис Эллисон не будут сожалеть, если мисс Грей выйдет замуж, потому что она и миссис Эллисон никак не уживутся друг с другом.
– А, кто такие Эллисоны?
– Ее опекуны, моя дорогая. Но сейчас она уже выросла и может выбирать жениха сама. Ну и хорошенький же выбор она сделала! – усмехнулась миссис Дженнингс и затем, после небольшой паузы продолжила, – Ваша бедная сестра пошла к себе в комнату, я думаю, оплакивать сама себя. Разве ей ничем нельзя помочь? Бедная она, бедная! Похоже, не стоит оставлять ее одну. Хорошо, что у нас сейчас парочка друзей, и это, надеюсь, постепенно отвлечет ее. Во что бы нам такое сыграть? Она не любит вист, я знаю, но что же ей нравится? Какую еще игру придумать?
– Сударыня, не беспокойтесь. Она не будет не во что играть. Марианна вряд ли выйдет из своей комнаты до вечера. Я попробую, если смогу, уговорить ее отправиться пораньше в постель.
– Да, я думаю, это было бы лучше всего для нее. Пусть ей подадут ужин, и дайте ей лечь. Господи! Нет сомнений, что она так подурнела и расхворалась в последние две недели только из-за Уиллингби. А я смотрю, что-то моя девочка голову повесила! А письмо, которое она сегодня получила, окончательно добило ее. Бедняжка! Если бы я раньше слышала хоть что-нибудь об их разрыве, я бы не позволила себе шутить по этому поводу, даже ради всех своих денег. Но как я могла предположить такое? Я думала, что это обычная тайная переписка влюбленных. Господи, Боже мой! Как будут удивлены Сэр Джон и мои дочери, услышав это! Если бы я подумала раньше, то могла бы заехать сегодня к ним на Кондуит-Стрит и рассказать обо всем. Но теперь я увижу их только завтра.
– Я думаю, не надо специально просить миссис Палмер или сэра Джона не говорить о Уиллингби в присутствии моей сестры. Их естественная доброта сама подскажет им, как себя вести, когда они увидят мою сестру. И чем меньше вообще будут говорить об этом деле, тем легче будет все перенести, поверьте мне.
– О Боже! Да, здесь я согласна. Я, должно быть, замучила вас своими разговорами на эту тему! Что же касается вашей сестры, то я больше не скажу ни слова ей о Уиллингби. Вы видели, я хранила молчание за обедом. И молчать, как я, будут все: сэр Джон, мои дочери, так как они обе очень разумны и рассудительны. Особенно, если я им намекну, как я часто это делаю. Что же касается меня, то, правильно, чем меньше мы будем упоминать об этом, тем скорее все уляжется, как говорится, «дуновенье ветра пронеслось и скрылось, что ж говорить теперь о нем?»
– В данном случае разговоры могут принести только вред, – заметила Элинор. – Очень часто к трагическим последствиям приводят ни сам печальный случай, а общественное мнение. Но я просто обязана свершить этот акт правосудия над Уиллингби! Он не оставил о себе ни одного хорошего воспоминания!
– Совершенно справедливо! – подтвердила миссис Дженнингс, – И не старайтесь его защищать! Пусть у него теперь никогда не будет удачной помолвки, после того, как он возил ее с собой в Алленхэм и показывал каждую комнату, в которой они собирались жить!
Элинор, ради своей сестры, не могла больше говорить об этом. Она надеялась, что тема разговора не перейдет к обсуждению Уиллингби, так как репутация Марианны страдала от этого больше, чем его, если вся правда выйдет наружу. После короткого молчания, миссис Дженнингс, со свойственной ей всегда веселостью, заговорила снова.
– Хорошо, моя дорогая! Все это правда, что было сказано о пролетевшем дуновении ветерка. Вся эта ситуация на руку полковнику Брэндону. Он может теперь получить Марианну, так как он и мечтал. Помяните мое слово, вот увидите, они точно поженятся в середине лета. Господи! Как же он обрадуется всем этим новостям! Я думаю, что сразу же приедет сегодня вечером! Считаю, что лучшей партии для вашей сестры вы и не найдете! Две тысячи фунтов годового дохода, без долгов и выплат! Ну, разве что на маленького ребенка… Право, я совсем забыла о его внебрачной дочери, но думаю, что она много не возьмет. А с другой стороны, какое это имеет значение? Делафорд очень красивое место, там старинный дом с хорошей мебелью, и сад, весь поросший зеленью и лучшие фрукты в Англии, а какая там сладкая шелковица у самой изгороди! Боже мой! Мы с Шарлотой однажды так ее наелись, ну, когда заезжали туда! Рядом есть чудесная голубятня, старый пруд и даже свой канал, и все, что только душеньки угодно! Более того, там недалеко церковь, всего четверть мили, так что как говорится «не поленись пойти за дом, в беседку сесть, что у болота, и будешь видеть ты притом дорогу, а на ней кареты». О! Какое это красивое место! Своя скотобойня недалеко в деревне, да и дом приходского священника в двух шагах – хоть камень брось, не промахнешься! Всё так близко! На мой вкус, там в сто раз лучше, чем Бартон-Парке, поскольку им приходится ездить за мясом аж за три мили, и никаких соседей вокруг, кроме вашей матери. Хорошо, но я должна срочно обрадовать нашего полковника. Как говорится, опустив одно плечо, обязательно поднимешь другое. Осталось только выбросить этого Уиллингби из ее сердца! Ах, если бы это было нам по силам!
– Да, если бы мы могли это сделать, сударыня, – сказала Элинор, – мы бы совершили благое дело и без помощи полковнику Брэндону!
Поднявшись Элинор, она пошла к Марианне, которая, как она и ожидала, грустила в своей комнате у догорающего камина.
– Я хочу побыть одна, – сказала Марианна, заметив сестру.
– Да, я пожалуй, пойду, но только если ты ляжешь спать, – ответила Элинор.
Марианна попыталась возразить, но старшая сестра настоятельно, хотя и нежно убедила ее лечь, и не ушла, пока не увидела, что она, положив голову на подушку, уснула. Затем Элинор снова спустилась в художественную гостиную, где сидела миссис Дженнингс с бокалом в руке.
– Моя дорогая, – сказала она, – Я только сейчас вспомнила, что у меня в доме есть отличное старое вино «Констанция», это лучшее, что я когда-либо пробовала. Поэтому я захватила бокальчик и для вашей сестры. Мой бедный муж! Как же он его любил «Констанцию»! И когда бы его не мучил приступ подагры, он говаривал, что лучшего лекарства от нее, чем это вино, в мире нет. Возьмите это для вашей сестры.
– Сударыня, – ответила Элинор с улыбкой, сопоставив диагнозы, при которых это средство прописывали больным и влюбленным. – Вы так добры! Но, Марианна уже легла и сейчас, я надеюсь, крепко спит. Думаю, что ничто так не восстановит ее силы, как хороший отдых. Если вы не возражаете, я бы выпила его сама.
