Серж Голон - Дорога надежды
Глава 12
– Он убил его! Его убил иезуит! – Северина Берн как безумная влетела в комнату в сбитом набекрень чепчике и бросилась к кровати Анжелики, которая, опершись о подушки и держа на камнях серебряный поднос, дегустировала излюбленное блюдо бостонцев и других пуритан Массачусетса, приготовляемое ими во дни субботнего отдыха: ломти черного хлеба, поджаренные и приправленные сметаной и сиропом из кленовых листьев.
Молодая уроженка Ла-Рошели вся в слезах, прижавшись к ее плечу, так толкнула поднос, что чуть не опрокинула хрупкое сооружение из фарфора и маленьких серебряных горшочков.
– Он убил его! Он убил его!
– Кто? Что происходит? Убери от меня этот поднос.
Северина повиновалась и возвратилась, сотрясаемая душераздирающими рыданиями.
Она вновь взобралась на кровать и примостилась рядом с Анжеликой – ни дать ни взять скрючившийся от горя ребенок.
– Кто? Ну говори же! – торопила Анжелика. Она решила, что речь вдет о Натанаэле де Рамбурге, молодом гугеноте из Пуату. Она знала, что Северина время от времени встречается с ним, и подозревала, что та неравнодушна к нему.
– Иезуит! Этот сатанинский пастор! Все его видели! Он убил его! О! бедный молодой человек!
– Да кого же? Говори!
Анжелика трясла ее, пытаясь разогнуть этого ребенка, который прятал голову в колени, словно мечтая возвратиться в материнское лоно.
Девушка подняла наконец красное, залитое слезами лицо, и Анжелика протяяула ей платок. Бедняжка Северина перевела дыхание и произнесла прерывающимся голосом:
– Юного француза из Канады! Спутника этого окаянного!
– Эммануэля Лабура?
Северина сморкалась и рассказывала, что ранним утром у причала выловили тело молодого канадца.
– Его убил иезуит, это все видели. О! Госпожа Анжелика, я хочу домой в Ла-Рошель, свой родной город. Иезуиты, эти чудовища, изгнали нас оттуда. Не хочу больше оставаться в стране дикарей. Там у меня тоже есть имение, родовое поместье. А на острове Ре стоит наш красивый белый дом. Его передали моей тетке де Мюри, потому что она отреклась от протестантства и стала паписткой, – это несправедливо. Если бы мы, французские гугеноты, не покинули родину, они не смогли бы ограбить нас, эти папские прихвостни, воры и убийцы. Рано или поздно мы бы вышвырнули их за порог нашего дома…
– Северина, опомнись. Объясни, что произошло? Что все видели?
Дочь мэтра Берна в конце концов рассказала о ходивших по городу слухах.
Тело молодого канадца выловили в порту. Без признаков жизни. Вот и все.
«Неужели он упал случайно, от слабости потеряв равновесие, – спрашивала себя потрясенная Анжелика. – А может быть, сам бросился в воду, что казалось более правдоподобно, если вспомнить отчаяние, в котором он находился во время их последней встречи в саду?»
– А почему ты обвиняешь иезуита?
– Потому что все здесь подозревают, что это он вынудил его покончить с собой.
– Что, видели, как он его ударил? Толкнул?
– Нет. Но всем известно об их оккультной силе, парализующей волю тех, кого они решили погубить.
И опять нарастало напряжение в комнате, где вновь заметались женские чепцы и юбки и засверкали бриллианты в серьгах миссис Кранмер.
Крупная Иоланда, акадка, едва не задевая затылком балки на потолке, расхаживала взад и вперед, держа в каждой руке по ребенку, укладывала своего в колыбель на место Ремона-Роже, затем вновь брала его на руки вместе с девочкой. Наконец она не выдержала:
– Эта еретичка не должна говорить так о наших священниках! Конечно, мы, акадцы с Французского залива, предпочитаем иметь дело с монахами-францисканцами, братьями-августинцами или капуцинами, но и иезуиты
– славные, набожные священники, доблестные миссионеры; многие мои братья и сестры крестились у отца Жанрусса, который частенько наведывается в наши края и читает нам красивые проповеди с поучительными примерами из нашей славной религии.
– Вы позволяете морочить себя их лживыми домыслами, несчастные глупцы! закричала Северина. – Вы всего лишь пешки в их борьбе. Одного их взгляда достаточно, чтобы усыпить вас и сделать послушными. Слепому ясно, что вы не из тех, кого они хотят уничтожить и стереть с лица земли. В отличие от нас, реформатов. Они не гнушаются никакими средствами для достижения своих целей, и магия – их главное оружие. Всем известно, что они убили короля Генриха IV, благоволившего к гугенотам, из-за угла направляя руку Равальяка… да, дорогая, из-за угла!
– Помолчи, Северина, и перестань говорить глупости. Все вы, с вашими ошибочными безумными оценками, дождетесь, что земля превратится в пустыню, ей-богу!
– С чего бы это ему его убивать, – возмутилась дочь Марселины ла Бель, своего «помощника»?! Молодого набожного семинариста из Новой Франции? Вы с ума сошли, кумушка…
– Не более, чем вы! Разве можно угадать, что творится в их головах, коли их обратал сам Дьявол? Во всяком случае, это не первое их преступление, этих римских чародеев.
– Хватит! Мне надоело вас слушать! Займитесь лучше Онориной, иначе она опять закатит истерику, – отрезала Анжелика, заметившая свою наследницу с копной рыжих волос на голове.
– Душечка моя, Северина, не плачь. Покажи мне его! Я с ним расправлюсь, говорила она.
Хорошо еще, что сноха Шаплея, бесстрастно сидящая в углу с жемчужной лентой, украшавшей ее детский лоб, продолжала невозмутимо кормить двух черноволосых малюток.
Увы, часы выздоровления, во время которых Анжелика могла наслаждаться радостями салемской жизни, были слишком короткими, и тщетно было бы надеяться возвратиться к тому блаженному состоянию, когда вновь обретаемый вкус жизни – солнца, покоя, веры в счастье, сладости фруктов, мороженого и моря с его ракушками и свежими устрицами, золотистого чая, напоенного ароматом таинственного Китая, – нежность и дружба, окружившие ее ложе, были дарованы ей во всей полноте, без ущерба.
Ей сообщали о слухах, бродивших по городу и сеявших ужас.
Люди потянулись к дому Кранмеров, рассчитывая получить от великого и могущественного Самюэля Векстера совет и поддержку. О нем вспоминали как о человеке, необычайно мудром, свободном ныне от ограничений и требований политической и духовной власти.
Между тем старик, потрясенный всем происшедшим накануне, слег в постель, и охватившая его слабость, молчаливость, восковая бледность вызывали серьезные опасения. «Дом для иностранцев», куда поместили иезуита, покинули даже католики из Мэриленда. Он оказался в полном распоряжении одержимого злом существа. Не получив завтрака, не замечая вызванного им смятения, отец де Марвиль попытался выйти из дома. И очутился перед обступившей его толпой, густой, плотной, громко загудевшей при его появлении. Оценив ситуацию, он предпочел вернуться и запер за собою дверь.
