Симона Вилар - Исповедь соперницы
Когда я спустился с галереи, привратник уже открывал створку ворот. Священник едва завидел меня, так и кинулся.
— Благородный Хорса! Я проскакал много миль, и молю о помощи.
Я слушал его сбивчивый рассказ и у меня даже челюсть отвисла. Клянусь одноглазым Воданом,[39] ну и дела! В фэнах мятеж. И уже не первый день. Саксы болот восстали против людей алчного Ансельма, отбили их нападение, загнали в топи, скрестили с ними оружие! И возглавляет мятеж женщина, по сути девчонка, подопечная Ансельма и внучка того самого Хэрварда, о котором я не раз пел песни. Зовут ее Гита. А ведь я знал, что она существует, но давно решил, что Гита Вейк ушла от мира, стала затворницей в каком-то монастыре. Она же оказалась новой Боудикой[40] этой земли и люди готовы сражаться за нее.
— Поначалу Гите и ее людям удалось отбиться от людей Ансельма, — говорил священник, не замечая потоков, что текли по лицу. Его капюшон совсем промок, как и борода, но глаза живо горели. — Я не вмешивался в эту затею, считая, что мое звание духовного пастыря не соответствует войне. Но вчера из Бэри-Сэнт-Эдмунса прибыл сам аббат Ансельм и с ним целое войско. Они окружили земли леди Гиты и не скрывают своих намерений поквитаться с мятежниками. Вчера прямо у моей церкви произошла жестокая стычка и опытные воины аббата разбили отряд мятежников. Те отступили вглубь фэнов, а воины наступают и не сегодня-завтра они доберутся к Тауэр Вейк, где укрылась леди Гита со своими людьми. Вот тогда я и решил не медлить, а постараться сообщить саксонским танам в какой опасности находится внучка Хэрварда.
Я слушал и внезапно ощутил кипение в крови. Серый хмурый день вдруг засиял для меня яростным светом славы. Восстание! Наконец-то.
Я с трудом перевел дыхание.
— К кому ты уже обращался, поп?
— По началу я поехал в Незерби, чтобы предупредить герефу. Но Эдгар Армстронг, как оказалось, уже две недели как уехал, говорят он даже покинул Норфолк.
Я это припоминал. Две недели назад Эдгар куда-то собрался и, оставив нас, ускакал неведомо куда. Ну и черт с ним. От него все равно никакого проку.
— После этого, — продолжал священник, — я посетил молодого тана Альрика из Ньюторпа. Он тут же собрал своих людей и отправился в фэнленд. А я поспешил к вам. Ведь всем известно, что Хорса из Фелинга слывет известным защитником прав и свобод саксов.
Конечно так и есть. И теперь я должен поспешить на помощь внучке Хэрварда. Должен не медля. Это будет мой мятеж. Поэтому, едва дослушав отца Мартина, что де ему еще надо поспешить к благородному Бранду, я сгреб его за грудки.
— Ко всем чертям! Сейчас ты, поп, поведешь меня к Тауэр Вейк. Я немедленно соберу своих людей.
Это надо же, мальчишка Альрик уже снял со стены меч, а я все прозябаю в Фелинге! И я разозлился, когда священник стал твердить, что он не может вести меня, что ему надо к Бранду и иным. Он считал, что если таны объединяться, а мудрый Бранд сумеет переговорить с Ансельмом, дело может еще кончиться миром. Нет уж, разрази меня гром! К дьяволу толстяка Бранда, к дьяволу переговоры. Я хотел мятежа, крови, схваток. И не желал пропустить час своей славы.
Мы собрались скоро. Мои парни, засидевшиеся в дыму усадеб, с радостью седлали коней, облачались в обшитые бляхами куртки, брали огромные секиры — доброе саксонское оружие, каким еще наши предки бились с завоевателями Вильгельма. Я велел даже сыну Олдриху собираться. Ему уже четырнадцать, он и йоль отмечал со мной в этом году. Даже рассказывал, как к девке приставал. Откуда было взяться девке на йоль, объяснить не мог. Врал наверное. Хотя в Незерби и поговаривали, что сам Эдгар не отказал себе в удовольствии провести ночь с некой заезжей особой. Черт! Опять я об Эдгаре.
Женщины в Фелинге, напуганные нашими сборами, квохтали, путаясь под ногами, плакали. Мои жены цеплялись за меня. Только благородная Гунхильд была спокойна. Сама сняла со стены и подала мне секиру.
— Буду молиться, чтобы все обошлось малой кровью.
Но я-то хотел крови. О, как я ее хотел! Наконец-то я был соколом, с глаз которого сняли колпачок и который рвется в полет. А все эти причитания… Женщины глупы и слабы. Хотя нашлась одна, которая не убоялась войны. Но ведь в ней текла кровь самого Хэрварда! И еще не зная ее, я уже был готов жизнь за нее отдать.
Мы ехали быстро, как только смогли. Перед глазами мелькали то струи дождя, то снежные хлопья. Облака льнули к земле и вскоре начало темнеть. Кони поскальзывались в грязи и гололедице. Ехать было нелегко, но я по сути не следил за дорогой, вверясь такому знающему фэны проводнику, как отец Мартин. И когда путь позволял нам ехать рядом, начинал его расспрашивать о Гите Вейк. Все больше восхищался ею. Оказывается эта смелая девушка оставила свой монастырь, как только прознала, что ее люди в беде. Она как раз прибыла в Тауэр Вейк, когда туда пришли люди негодяя Уло и по ее приказу их всех убили. После она обратилась за помощью к герефе Эдгару, но он отказал ей. Попросту удрал, как я теперь понимал, вспоминая в какой спешке он покидал йоль. И это потомок Гарольда Годвинсона? Нет, это подонок, трус, нидеринг![41]
Вскоре мы выехали на тракт достаточно удобный для быстрой верховой езды. Это была старая, проложенная еще римлянами дорога, ведущая из Дэнло в центральные графства Англии. Большая часть этого пути некогда входила во владения Хэрварда, но ее, как и все остальное прибрало к рукам аббатство Бэри-Сэнт-Эдмунса. И все смирились, что аббат берет за проезд здесь значительную мзду. Однако вот наконец появилась женщина, сумевшая указать им место. А эти псы норманны еще смеют говорить, как убоги и неинтересны саксонки!
Впереди замаячил темный сруб сторожевой вышки. Я велел своим людям быть наготове. Отец Мартин принялся было увещевать, что не стоит сейчас ввязываться в драку, дескать разумнее будет не привлекая к себе внимания вступить в земли Гиты, показать Ансельму, что она не беззащитна. Но я лишь шикнул на священника. Можно подумать он нас «в туфлю по кругу» вызвал играть в фэнах.
В вышках у дороги обычно находилось по два-три охранника, следившие за уплатой пошлины. Сейчас же под навесом у сруба было привязано штук десять крепких лошадей, и едва мы приблизились, из дверного проема показалось несколько вооруженных воинов. Один из них, в шишаке с металлическим наносьем, шагнул вперед, поднял руку, приказывая остановиться.
— Назовите сое имя и уплатите пошлину, во имя Святого Эдмунда.
Отец Мартин начал что-то говорить, но я не мог больше ждать. Древко секиры словно само прыгнуло мне в руку и в следующий миг я с размаху опустил его на кованый шлем норманна. Ха! Доброе оружие не подвело. Убойная сила секиры не чета удару мечом — шишак норманна треснул, как скорлупа ореха. И началось.
