Карен Рэнни - У дьявола в плену
Он лег на спину и положил руку на лоб.
Почему у него никогда не бывает галлюцинаций, когда она рядом?
– Ты сейчас от меня уйдешь? – спросила она.
Он увидел, что она улыбается.
– Еще не совсем стемнело.
– Нет еще. – Она закинула руки за голову. – Я сейчас размышляла о том, как обратиться к мужу после того, как он весь день тебя любил.
– И что ты решила?
– Сказать ему «привет!». И все.
Глава 18
Радость была недолговечным чувством, но она пронеслась по всему телу, словно легкий ветерок, пробежала по позвоночнику и проникла в самую глубину ее естества.
Давина улыбалась не переставая.
В окна по-прежнему проникал слабый солнечный свет, напоминая ей, что день еще не кончился.
Неужели ей тепло от одной его улыбки? Или ее согрел его взгляд?
Она протянула руку, и он схватил ее и сплел свои пальцы с ее пальцами, словно они были детьми, играющими в свою тайную игру. Неплохо было бы, если бы они выросли вместе, но она была бы на шесть лет моложе его, а такая разница в возрасте означала бы, что он вовсе не стал бы с ней играть, а почувствовал бы свое превосходство и посчитал бы себя слишком взрослым для детских забав. Сейчас они могли быть товарищами в другой игре, наслаждаясь тем, что они взрослые люди и рады этому.
Ей вдруг захотелось что-то сделать для него, подарить что-нибудь ценное и принадлежащее исключительно ей одной. Например, честно признаться в своих чувствах.
– Я никогда не думала, что любить – это что-то, что может доставить удовольствие. – Она прижала палец к его губам, расплывшимся в улыбке. – Нет, не смейся, я говорю серьезно. Считается, что от нее дрожит земля, что она что-то особенное, внушающее благоговейный страх, но я никогда не думала, что можно просто радоваться.
– Радоваться?
Она кивнула.
Он закрыл глаза и одновременно притянул ее к себе.
– Ты приводишь меня в изумление, Давина. Только я подумаю о том, что ты можешь сказать, а ты это уже говоришь.
Она отстранилась.
– А не следовало бы?
Он не ответил, а просто снова прижал к себе. Они оба были голые и так идеально соответствовали друг другу, словно сам Бог хотел этого.
– Расскажи мне о том мужчине в Эдинбурге.
Она вздрогнула и взглянула на него.
– Мне жаль, Давина, что тебе пришлось пережить позор. А еще жестокость и обман – ведь так ты сказала?
Она сначала отвернулась, но потом решительно посмотрела ему в глаза.
– Это не то, что ты думаешь, Маршалл. – Она сделала глубокий вдох. – Если и есть кто-то, виновный в том, что на мою голову обрушился скандал, так это я.
Казалось, он был занят тем, что его пальцы скользили по тыльной стороне ее ладони к большому пальцу. Но Давина приняла его молчание за знак того, что настал момент, когда надо наконец во всем признаться.
– Мне было любопытно, – сказала она, решив быть честной. Муж заслуживал правды. А может быть, она сказала правду самой себе, впервые выразив ее словами. – Я хотела узнать, о чем говорится в книгах, во всех этих поэмах и сонетах.
– Или в книгах, которых не было в библиотеке твоего отца?
Она улыбнулась:
– В отцовской библиотеке их было достаточно, чтобы дать мне представление о том, что должно произойти. Или чего я ожидала. Абсолютным сюрпризом это для меня не было. – Она еще раз улыбнулась. – Но то, что я испытала с тобой, было совершенно другим. Я и не подозревала, сколько всего надо уметь.
Его смех удивил ее. Неужели он воспринял все так легко? А она? Почему она не чувствует своей вины? Его смех вознаградил ее за смелость, за нахальство. Впервые с того эпизода в Эдинбурге она не чувствовала себя отверженной миром, приговоренной жить там, где нет ни людей, ни свидетелей ее глупости.
– Я была глупой девчонкой, желающей удовлетворить свое любопытство. Я позволила заманить себя в спальню. А может, это я заманила его.
– Опыт подсказывает мне, что в подобных ситуациях почти всегда чувства взаимны.
Она покачала головой.
– Он был очень красивым, – призналась она, – и очень приятным. И титулованным.
– А затем последовало неизбежное.
Она кивнула.
– А потом?
– Нас, конечно, обнаружили.
Она удивилась своему деловому тону, потому что на самом деле момент их обнаружения был ужасающе обескураживающим. Служанка срочно вызвала хозяйку дома, где происходил вечер. Не менее дюжины человек, столпившихся в открытых дверях спальни, увидели полураздетую Давину. Однако самую ужасную минуту позора Давина пережила позже, когда об инциденте сообщили ее отцу. Вздох отца и его взгляд потрясли ее так, будто ее сердце пронзила стрела.
– А потом этот человек исчез? – спросил Маршалл.
– Нет. Он вел себя вполне по-рыцарски. Он сказал, что получит специальное разрешение на наш брак и мы сможем пожениться. Но я отказалась.
Его рука замерла. А потом он стал водить поочередно по каждому из ее пальцев.
– Тебе не интересно почему? – спросила она.
Он улыбнулся:
– Конечно, интересно. Но я уже научился тому; что если быть терпеливым и промолчать, ты в конце концов расскажешь все, что мне нужно узнать.
Она нахмурилась, но это не произвело на него никакого впечатления.
– Мой отец умер, – тихо выговорила она. – Для меня это было страшное время. У меня появилась уважительная причина отказать, и я даже почувствовала облегчение. – Она бросила взгляд на Маршалла. – Если быть честной, я поняла, что на самом деле он был позер и невежда. Через пару часов его манеры начинали раздражать. Он цитировал чужие стихи, а потом хвастался, что их написал он.
– Полагаю, к тому же он был не слишком умен, – предположил Маршалл.
– Да он был просто глуп!
– Стало быть, ты не смогла представить себя женой такого человека, несмотря на то, что он погубил твою репутацию.
– Должна тебе сказать, что все было не так уж и плохо. Но я была разочарована. Ведь я ожидала услышать пение ангелов.
– А его не было? – Его улыбка становилась все шире.
Она лишь покачала головой.
Прикосновение его пальцев замедлилось и стало более нежным. С каких это пор ее рука стала такой чувствительной?
Она ждала, когда он задаст следующий вопрос, а когда он его задал, она продолжала улыбаться, предвкушая его реакцию на ее ответ.
– А когда ты была со мной, ты слышала пение ангелов?
Ей захотелось рассказать ему о том, что она поняла в его объятиях: страсть – это опьяняющий напиток, и пьянеть от него – величайшее наслаждение. И. именно это должно быть самым главным в соитии, а не поспешное совокупление распутника и девственницы, жаждущей удовлетворить свое любопытство.
– Я слышала пение ангелов, Маршалл, – уверила она его. – Но больше всего мне нравится шепот Дьявола.
