П. Паркер - «Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан
— И как его успехи?
— Он учится прекрасно, господин; а завершив постройку Ворот приветствия к твоему удовлетворению, он будет представлен к твоей личной службе.
— Превосходно! — заметил Сулейман, разглядывая крепкое тело юноши. Он непроизвольно ахнул, когда Давуд спрыгнул на нижнюю платформу. Ага, от которого не укрылся интерес султана, едва заметно улыбнулся.
— Да, господин, он сложен красиво и изящно, как те шпили, которые украсят ворота. Давуд — удовольствие, достойное величайшего из султанов. Он будет служить тебе верой и правдой.
Сулейман продолжал глазеть до тех пор, пока к нему не подошел Ибрагим, вышедший из ворот им навстречу.
— Сооружение получится очень благородным, мой султан, — заметил он, оглядывая новые ворота.
— Да, Ибрагим; ворота уже сейчас очень красивы. Не могу дождаться их завершения. — Султан ненадолго задумался и продолжал: — Ибрагим, выведи из конюшни своего жеребца. Хочу покататься с тобой по берегу.
Ибрагим повиновался.
Султан и Ибрагим-паша ехали рысью у кромки воды — в том месте, где Босфор впадает в Мраморное море. Они говорили приглушенно. Их негромкий разговор лишь время от времени прерывался смехом.
Они непринужденно хватали друг друга за руки, хлопали по спине, пока их кони рысили рядом.
Проехали Едикуле, Семибашенный замок, сооруженный по приказу Мехмеда Завоевателя, и свернули туда, где вода вплотную подступала к травянистому склону. Сулейман остановился, заехав за базальтовые валуны. Они очутились как бы в крепости, созданной самой природой. За огромными глыбами притаился небольшой галечный пляж, где друзья провели много счастливых часов. Волны лизали берег небольшой бухточки, куда они, спешившись, повели своих коней.
Ибрагим, быстро оглядевшись по сторонам, сбросил туфли для верховой езды и расстегнул кафтан. Его одежда упала на землю. Раздевшись, он бросился в воду и нырнул головой вперед в пенные волны. Выплыв в нескольких шагах от берега, он замахал Сулейману, призывая последовать его примеру. Султан не спеша развязал кушак и бросил кафтан в седло Тугры. Кобыла медленно побрела на край пляжа — туда, где росли редкие кустики травы. Султан не спеша спустился к воде и присоединился к своему другу.
— Воды нашего сокровища еще холодны.
Ибрагим плеснул в Сулеймана водой, тот пригнулся и ответил ему тем же. Они весело возились и хохотали. Когда они наконец вынырнули, чтобы глотнуть воздуха, султан крепко прижал Ибрагима к себе.
— Как же я тебя люблю, друг мой!
Ибрагим ответил на объятие и впился поцелуем в губы Сулеймана. Они еще час нежились в прохладной воде, тихо беседуя и иногда снова затевая шутливую возню. Наконец они вышли на берег и легли рядом на гальку. Волны приятно холодили их ноги.
Ибрагим перевернул Сулеймана на спину и, тяжело взгромоздившись на него, прижал руки друга к телу. Султан охотно отвечал на поцелуи, возбуждаясь от прикосновения к своему лицу гладко выбритого подбородка Ибрагима. Тот раздвинул ему губы языком; Сулейман зажмурился от удовольствия.
— Неужели мои ласки и правда такие грубые, господин?
— Нет, нет, мой милый друг. Ты даешь мне то, чего мне недостает, в чем я так нуждаюсь.
Ибрагим привстал и, снова пытливо заглянув султану в глаза, поцеловал его в губы. Сулейман блаженно вздохнул, заметив, как радость озарила лицо его друга. Ибрагим осторожно согнул ноги султана в коленях и с силой вошел в него.
Некоторое время на пляже слышался лишь хруст гравия и стоны двух мужчин, поглощенных друг другом. Оба все сильнее воспламенялись. Ибрагим пришел в неистовство, утверждая свое превосходство над самым могущественным человеком на земле. Вокруг них плескались волны Мраморного моря. По телу Ибрагима прошла дрожь; он выгнул спину и громко застонал. Его стон эхом отразился от тела лежащего под ним Сулеймана. Султан ненадолго впал в забытье, когда соки их жизни соединились друг с другом и с водами моря, соединяющего Европу и Азию.
Наконец, устав, они легли рядом и подставили лица солнцу, светившему с ярко-голубого неба. У них над головами проплывали пухлые белые облака.
Сулейман повернулся к Ибрагиму и с серьезным видом произнес:
— Я хочу поручить тебе важное и сложное дело.
Ибрагим выгнул брови и расплылся в озорной улыбке:
— Любовь моя, у меня больше нет сил.
Сулейман тоже улыбнулся:
— Нет, мой милый друг; я тоже совсем обессилел. Сейчас я имею в виду совсем другое… Хочу назначить тебя великим визирем.
Ибрагим перестал улыбаться. Он молча ждал, что скажет его господин. Он понимал: Сулейман еще не закончил.
— Ты верой и правдой служишь мне много лет, и я доверяю тебе свою жизнь. Но некоторые сомневаются в том, что тебя следует назначить на такой высокий пост.
Ибрагим кивнул в знак согласия, но по-прежнему молчал.
— В самое ближайшее время ты возглавишь наш флот и отправишься на остров Родос. Нужно выгнать оттуда каталонских и мальтийских пиратов. После того как ты вернешься с победой, ни один человек не посмеет противиться твоему назначению.
На лице Ибрагима мелькнуло задумчивое выражение; облака по-прежнему быстро плыли над ними по небу.
Затем он снова осторожно лег на султана и поцеловал своего возлюбленного с нежностью, которая так нравилась Тени Бога на Земле.
— Господин, я докажу, что достоин твоего доверия! Я довершу начатое твоими предками и тобой и расправлюсь с теми, кто хочет отрезать нас от наших провинций в Египте.
Мужчины крепко обнялись, и Ибрагим во второй раз за день проник во владения самого могущественного человека на планете.
Глава 53
Эмиссар французского двора вошел в палату для аудиенций султана Сулеймана Первого. Он не уставал удивляться окружающей его роскоши и преисполнился благоговейным восторгом при мысли о том, что можно превзойти пышность французских дворцов, из которых его сюда прислали. Он медленно зашагал вперед, склонив голову и заложив руки за спину, но ему все же удавалось смотреть сквозь нависшие волосы на султана.
Сам Сулейман являл собой великолепное зрелище. На голове у него красовался высокий ослепительно-белый тюрбан, украшенный множеством жемчужин, доставленных с Востока. Широкий кафтан черного шелка, струясь, падал на ступени возвышения, на котором он сидел. Сам кафтан был так густо украшен бриллиантами, в которых отражался черный шелк, что он переливался всеми оттенками черного. Трижды упав ниц на мраморный пол в знак почтения, француз подполз к возвышению и поцеловал рукав Сулеймана. Прикосновение бриллианта к губам и идущий от султана явственный запах мужской плоти едва не заставили его забыть то, что он собирался попросить у сидящего перед ним человека. Он медленно отполз назад, на место в середине зала, и неуклюже поднялся на ноги.
