Джо Беверли - Нежный защитник
Ничего не произошло. Не выдержав ожидания, она чуть-чуть приоткрыла глаза и обнаружила, что он неподвижно лежит на боку, подперев голову ладонью, и смотрит на нее.
— Я что-то делаю неправильно? — испуганно спросила она. — Что я должна делать?
— А что, собственно, ты собираешься делать? — спросил он.
— Сам знаешь! — выпалила она, залившись краской.
Он наклонился и легонько поцеловал ее в губы.
— Если я знаю, милая, то почему бы не позволить мне быть главным?
— Да ты и так всегда главный! — вырвалось у нее с отчаянием.
— Только в тех случаях, когда знаю, что делаю, — рассмеявшись, ответил он.
— Ну раз ты такой умный и все знаешь, то делай это скорее! И я очень надеюсь, что сразу забеременею, чтобы не заниматься этим по крайней мере еще год!
— Для того, чтобы убедиться, что мое семя пустило корни, нам потребуется не меньше двух месяцев, — возразил Фицроджер, осторожно обнимая ее и привлекая к себе. — И нам придется заниматься этим все время, пока мы не получим доказательств.
Имоджин оказалась прижатой к горячему мужскому телу, а твердая штука уперлась ей в бедро. Она в страхе оттолкнула его что было сил:
— Нет! Я не буду! Я не могу!
Он отпустил ее, и от собственного толчка она едва не свалилась с кровати.
— Чего ты боишься? — хмуро спросил он. — Или почему ты так боишься? Этим занимаются все, и многие находят это приятным.
Приятным!
— Но только не я! — закричала она, скорчившись на самом краю кровати.
— Имоджин, — произнес он со вздохом, — неужели ты совсем мне не веришь?
— Нет! — отрезала она.
— Если ты и правда цветок, Имоджин из Кэррисфорда, — процедил он, сурово поджав губы, — то тебя можно сравнить разве что с чертополохом. Могу я хотя бы надеяться на то, что ты будешь делать, что тебе велят?
— После того, как ты меня запугал чуть не до смерти, — язвительно процедила она, — разве я осмелюсь ослушаться своего господина?
— Хорошо. — Он подтащил ее за руку к середине кровати и прижался к ней горячим телом. Она попыталась оттолкнуть его, но Фицроджер ей этого не позволил.
Цепенея под его непроницаемым взглядом, она застыла, раздвинув ноги.
— Сведи ноги вместе, — велел он. — Мне тошно смотреть, как ты изображаешь из себя великомученицу. Постарайся расслабиться.
— Расслабиться?! — возмутилась она, но не дождалась ответа.
Его шершавая от мозолей ладонь легла ей на бедро и начала двигаться. Это было уверенное и сильное прикосновение. Горячая ладонь прошлась по ее животу и коснулась плеча. Она понятия не имела, зачем Фицроджер этим занимается, но не могла не признать, что это довольно приятно.
— Ты не чертополох, — прошептал он. — Твоя кожа нежнее лепестков розы…
— Что ты делаешь? — Она поежилась, как от щекотки.
— Ласкаю тебя.
— Ласкаешь меня? — удивилась Имоджин.
— Как пугливую кобылку! — хмыкнул он.
— Я не кобыла! — фыркнула она и вдруг почувствовала, как оживает ее кожа под горячей шершавой ладонью.
— Вот и хорошо. — Он провел рукой по ее груди. — Иначе отец Вулфган обязательно бы меня проклял.
— Перестань! — Она обеими руками перехватила его руку. — Он сказал, что это один из самых страшных грехов: позволять тебе здесь меня трогать!
Одним неуловимым движением он умудрился вырваться и поймал ее руки, а потом завел их ей за голову.
— Он и насчет этого тебя предупредил? — Фицроджер наклонился и взял в рот ее сосок.
Имоджин завизжала, как резаная. Ему пришлось отпустить ее руки, чтобы зажать рот.
— Черт бы тебя побрал!
Она посмотрела на него и увидела, что он ухмыляется. Жуткий, несносный тип! Она укусила ненавистную ладонь, лежащую на ее губах.
Фицроджер выскочил из постели.
— Не могу в это поверить, — пробурчал он, тряся укушенной рукой, — но похоже, в конце концов нам придется сделать по-твоему!
Имоджин застыла, не в силах отвести взгляд от копья, вызывающе торчавшего у него между ног. В точности как у Уорбрика!
— Все, — проговорила она, забившись в самый дальний угол кровати, — я ухожу в монастырь!
— Какая же ты трусиха! — Он смерил ее холодным взглядом.
— Наш брак не завершен, — выпалила она в отчаянии. — Его еще можно расторгнуть! И у тебя нет права препятствовать мне стать Христовой невестой. Отец Вулфган сказал…
— Еще одно слово об этом святоше, и он — покойник! — рявкнул Фицроджер, тыча пальцем ей в лицо.
Она охнула от ужаса.
Он вернулся в кровать, накинул одеяло и решительно привлек ее к себе. Она извивалась всем телом, стараясь вырваться, но с таким же успехом можно вырываться из железных тисков. А эта штука впилась ей в бедро, как дубовая палка. Имоджин толкала его что было сил, но ничего не добилась.
Потеряв надежду вырваться, она затихла.
— Твое тело — творение Господа. — Его голос был ласков, как и рука. — И несомненно, одно из самых лучших.
— Мы должны умерщвлять плоть, — слабо простонала она.
— Я высеку тебя, если ты будешь на этом настаивать.
— И не подумаю!
— Вот и хорошо. Я бы не хотел портить этот чудесный атлас… — Его рука медленно скользила по тугим ягодицам.
Имоджин поежилась. Ей почему-то стало трудно дышать.
Через несколько мгновений он отстранился.
— Раздвинь ноги.
Она молча мотнула головой.
— Кажется, мы договорились, что ты будешь делать то, что тебе велят, — напомнил он.
— Ах ты… — Его губы снова приникли к ее губам и оказались такими мягкими и нежными, что у нее пропала охота сопротивляться. Ей нравилось целоваться, и вряд ли поцелуи могли считаться таким уж страшным грехом.
И Имоджин покорилась волшебному ощущению. В конце концов, отец Вулфган вполне мог ошибаться. Как сказал Фицроджер, откуда святому человеку знать подобные вещи?
Она почувствовала, как он расслабился в ответ на ее покорность, и потому не сразу до нее дошло, что он делает такие движения бедрами, будто хочет ею овладеть. Но ведь рано или поздно это все равно случится, разве нет? И как бы ей ни нравилось с ним целоваться, это не отменит всего остального. Он старался сделать ей приятное, как врач добавляет меда в горькое лекарство. И он сам признал, что это должно случиться нынче ночью.
Ей пришлось напомнить себе, что это его долг. Как иначе она сможет родить ему сыновей? Она никогда не могла понять, почему Господь так несправедливо обошелся с Евой и се дочерьми. Но что поделаешь, на то он и Господь.
Не пора ли ей раздвинуть ноги?
Поцелуй завершился, и Имоджин уже приготовилась к самому худшему, но он медленно лизнул ее грудь.
