Диана Хэгер - Рубин Рафаэля
– Мы только что доказали друг другу свою любовь!
– Мы просто совокуплялись, как животные! Ничего больше!
Ее гнев только сильней распалял его.
– Ты – моя, а я – твой! – бормотал он. В его голосе искренность мешалась с желанием. – И клянусь Богом, я так просто от тебя не откажусь!
Маргарита пыталась высвободиться из его объятий. Гнев отступил, и она больше не могла сдерживать слезы. Рафаэль лишь крепче прижал ее к себе, поцелуями осушая слезы, пробуя их на вкус.
– Я ненавижу тебя! – рыдала она в его руках.
– Я не знаю, как это произошло и что тому причиной, но я тебя боготворю! – выпалил он, оттесняя ее назад, к окну. Поцелуи стали настойчивее, его губы раскрывали ее рот, язык проникал внутрь. Его снова накрыла волна безудержной страсти.
После долгих лет, целой жизни, заполненной бесцельными соитиями, после всех ужасных вещей, что он творил с безымянными женщинами в местах столь неприглядных и мрачных, что и вспоминать не хотелось, Рафаэль отчаянно искал способ доказать этой женщине, что с ней все иначе, что с ней он сам стал иным.
– Маргарита… жемчужина… излучающая свет… редкая. – Он хрипло шептал ей на ухо значения ее имени, увлекая за собой на кровать. – С тобой я начинаю жизнь, могу поклясться! Клянусь!
Касаясь ее губ своими губами, согревая ее дыханием, он чувствовал, как уходит ее гнев.
– Так больше не может продолжаться! – плакала она.
– Может.
– Но все против нас! Ты сам сказал, что работа – твоя единственная любовь!
Он перекатил ее на бок, чтобы обнять здоровой рукой и прижать к себе. Он хотел, чтобы она почувствовала, как сильно его возбуждает.
– Неужели я так сказал? – переспросил он, сдерживая улыбку.
– Сказал.
Он снова прижал ее к себе и услышал легкий стон удовольствия.
– Ну что ж. Это было до тебя.
– Племянница кардинала – хорошая партия. А я всего лишь дочка булочника.
– Ты в моих глазах королева. Кисть не умеет лгать.
Он коснулся ее лица, кончика ее носа и снова поцеловал, пораженный тем, что к страсти его примешалась нежность.
– А что будет, когда ты встретишь очередную Мадонну?
– Ты будешь моей последней Мадонной, любимая. Самой потрясающей, неповторимой, той, которую запомнит весь мир. И клянусь тебе, ты будешь моей единственной любовью до самого конца, – заявил он и снова заключил ее в объятия.
Позже той ночью Маргарита сидела в деревянной кадке для купания возле печей. Летиция, нагрев воды, благоразумно оставила ее одну. Теперь она сидела и тихо плакала, закрыв лицо руками. Голова шла кругом, так переменилась в один день ее жизнь. Она заставляла себя принять все как есть: она не имеет права любить Рафаэля, потому что он принадлежит не ей, а племяннице Биббиены. У нее нет ни сил, ни желания тягаться с родственницей такого влиятельного человека. К тому же сам Рафаэль, когда остынет и узнает ее получше не допустит этого.
Все-таки она сделала то, чего поклялась не делать. Она отдала себя человеку и любви, у которой нет и не может быть будущего. Все же она желала того, что произошло между ними, пусть это перевернуло всю жизнь бедной девушки. Даже теперь, вымывшись и поднявшись в свою комнатку под крышей родительского дома, она не могла думать ни о чем другом, кроме прикосновения его рук, его тела, вкуса его губ. Думать и гадать, когда это повторится снова.
Часть вторая
«Оборотись и слушай, – побеждая
Меня улыбкой, молвила она. -
В моих глазах – не вся отрада Рая».
Данте. Божественная комедия. Рай. Песнь VIII14
Декабрь 1514 года
Задул холодный северный ветер и принес с собой зиму. Рим потемнел от стужи, двор Папы погрузился в приготовления к Рождеству и празднованию мира с Францией. Всюду объявили о торжестве, которое будет происходить прямо на улицах города.
Как только рука Рафаэля стала заживать, он тут же вернулся к наброскам черным сланцевым карандашом и белилами для новой ватиканской станцы, где работами по его настоянию руководил Джулио. Кость, сломанная головорезом, которого нанял Себастьяно, быстро срасталась стараниями папского лекаря и Маргариты, приготовившей старинное снадобье по семейному рецепту.
Три дня и три ночи после памятного свидания Рафаэль не выходил из мастерской. Работы накопились горы. С наступлением темноты, когда все уходили домой, Донато приводил Маргариту и возвращался за ней каждое утро, до прихода учеников и того часа, когда ее помощь требовалась в пекарне. Огромный дом на Виа деи Коронари пустовал в ожидании хозяина. Там появлялись только Джулио, который продолжал ухаживать за Рафаэлем, и Елена, убиравшая в комнатах на тот случай, если Рафаэлю вдруг вздумалось бы вернуться под собственный кров.
– Вам что-нибудь принести?
Джулио поднял глаза. Он сидел в кабинете Рафаэля в кругу золотистого свечения масляной лампы и вот уже четверть часа ломал голову над полным глубокого смысла сонетом Данте из «Новой жизни». Он уже трижды его прочитал и был рад поводу отвлечься.
– Нет, спасибо, – ответил он стоявшей рядом Елене.
Она подошла поближе, и Джулио закрыл книгу, положив тяжелый том, переплетенный в красную кожу, на колени. Неожиданно для себя он подумал, что при таком освещении Елена удивительно хороша какой-то теплой, уютной красотой. В ней не было углов и резких линий, какие он наблюдал у натурщиц, напротив, она, казалось, вся состояла из мягких изгибов и закруглений. Большие ясные серые глаза с темными ресницами и четко очерченные полные губы так и просились на холст. Ему захотелось нарисовать с нее одну из фигур для фрески «Бракосочетание Амура и Психеи» для виллы Киджи.
– Вы читаете Данте? – спросила она, разрушив очарование.
– Пытаюсь, но без особого успеха, – улыбнулся он. – Рафаэль понимает в этом гораздо больше моего. А вы знакомы с сочинениями Данте?
Елена задумалась и отвернулась.
– До того как попасть сюда, я вела совсем иную жизнь, – обронила она. – Но вы, зачем он вам? Едва ли Данте поможет вам в живописи.
Искреннее выражение ее лица подсказало Джулио, что она не подшучивает над ним. Ей действительно интересно.
– В своих работах мы часто обращаемся к античным или библейским сюжетам, историям о любви и утратах, какие вдохновляли Данте. Рафаэль считает, что живописец не должен просто воссоздавать чувства. Он говорит, что настоящий художник обязан пропустить их через себя, понять не хуже, а может, даже лучше, чем автор сюжета, и только после этого писать.
Ничего подобного явно не приходило ей в голову, но Джулио заметил, что сказанное вполне доступно ее пониманию. Елена подошла еще чуть ближе, а он продолжал стоять на месте, вежливо глядя ей в лицо. Она окинула взглядом ряды кожаных корешков за креслом, в котором он сидел.
