Роберта Джеллис - Песнь сирены
– Мне не нравится место, куда вы его положили, – сказал Моджер.
– У нас тесно, сын мой, – ответил монах, – много раненых.
– Знаю, но вы могли бы убрать тот стол у окна и повернуть два других тюфяка. Тогда он мог бы лежать у окна, где воздух чище. Если вы сделаете так, я что-нибудь пожертвую церкви.
Вильям почувствовал негодование. Он не мог быть признательным человеку, которого сделал рогоносцем и чьей искренней надежде на брачный союз их детей так противился.
– Что ж, в этом не будет вреда, – произнес приятный старческий голос. – Когда он проснется, мы переместим его.
Вильям пытался побороть обжигающую жажду. Он был в жару и дрожал всем телом, чувствуя уколы боли в правом боку выше пояса, в левом плече и в голове за правым ухом. Вильям страстно мечтал о месте под окном, где его будет обдувать прохладный ветерок, но не мог принять эту милость от Моджера. Не мог. «Воды!» Это слово звенело в его теле, но он сжимал зубы, не желая показать, что не спит. Казалось, он вот-вот умрет, и, не выдержав борьбы с самим собой, Вильям погрузился в темноту.
В следующий раз его опять разбудила жажда. Еще до того как Вильям решил не показывать, что пришел в себя, его губы прошептали нужное слово. Сразу его голову приподняли. После нескольких глотков чашу отняли. Вильям открыл глаза и хотел сказать, что еще не напился, но увидел склонившегося над ним Раймонда.
– Раймонд … – Он вспомнил все, в голове просветлело. – Слава Богу, ты жив! – вздохнул Вильям, а затем добавил нетерпеливо: – Я хочу есть. Какой сейчас день?
– Рассвет, сэр.
– Какой рассвет? Сколько времени прошло после того проклятого рейда? – Вильям застонал. – Каким я был дураком! Сколько людей мы потеряли?
– Не очень много. – Раймонд говорил правду. – А вы молодец, сэр. Мы все погибли бы, если бы вы не подняли тревогу. Как вы догадались, что они в сарае?
– Загрузочные двери были открыты.
Несмотря на боль и угрызения совести, Вильям не смог сдержать улыбку, увидев выражение растерянности на лице Раймонда. Этот слишком хорошо воспитанный юноша не имел понятия о том, что в сарае могут быть какие-то загрузочные двери. Ничего, если он женится на Элис, то научится всем этим вещам. Теперь у Вильяма почти не оставалось сомнений: Раймонд станет его сыном. Элис уже наполовину любит его. Вильяму нужно только сказать ей о своем желании, и она отдаст свое сердце. Одно совершенно ясно: Вильям обязан Раймонду жизнью. Наблюдая, как юноша берет у него и уносит чашу, Вильям заметил, что тот движется с трудом.
– Ты ранен?
– Нет. Несколько порезов. Ничего особенного. За мной ухаживали. А вот и бульон.
Вильям приподнялся на локтях. Он хотел справиться с едой сам, но прислужник не позволил ему. Через некоторое время, съев полтарелки, Вильям поблагодарил его. Удивительно, но этот простой акт – проглатывание пищи – так утомителен. Вильям был голоден, но не смог съесть все, что было в тарелке. Он заснул опять, но спал недолго. Чьи-то голоса разбудили его. Вильям сразу узнал голос Раймонда, но не торопился открывать глаза. Стыдно это или нет, но он не чувствует себя достаточно хорошо, чтобы разговаривать с Моджером.
Потом заговорил монах:
– Мы хотели переместить его к окну, но…
– Чепуха! Он должен лежать в отдельной комнате. Граф Корнуолльский пустит мои кишки на подвязки, если обнаружит хотя бы малейший недостаток внимания к нему. Вы должны положить его в гостевом доме аббата и найти человека для ухода за ним.
Вильям проснулся и узнал по пылкости речи графа Херфордского. Он открыл глаза, улыбнулся.
– Мне и здесь достаточно уютно, – сказал он.
– О, вы опять с нами! Как вы себя чувствуете?.. Нет, это глупый вопрос. Я знаю, как вы себя чувствуете. Могу я чем-нибудь помочь вам?
– Благодарю вас, милорд. Думаю, нет. Раймонд присмотрит за моими людьми…
– Ничего он не сделает, – решительно заявил де Боун со странным выражением на лице. – У него неприятный порез на правой руке и дырка в ноге. Он останется здесь. Сэр Моджер обещал позаботиться о ваших людях, и они, кажется, всем довольны. Он не очень разбирается в военных вопросах, но я был в его лагере. Мне показалось, что там достаточно хороший порядок, и его люди совсем не угрюмы. Насколько я могу судить, он хороший хозяин.
Не в силах что-либо возразить, чувствуя угрызения совести в отношении Моджера, Вильям кивнул головой. Он почувствовал, что задыхается от этих непрошеных милостей, и его голова зазвенела от боли и жара. Граф, хорошо разбиравшийся в ранениях, осмотрел его плечо. Вернулся монах с четырьмя сильными помощниками.
– Я вижу, вы собираетесь перенести его, – сказал граф. – Не буду возражать. Но одной единственной жалобы будет достаточно… Не тратьте зря свои силы. Ричарду все это не понравится. Вероятно, мне следовало бы…
– Пожалуйста, милорд, – сказал Вильям, улыбающийся, несмотря на физические страдания, – я не немощная старуха, которую нужно баловать. Я пострадал, и так тяжело, находясь на службе у Ричарда. Мы оба знаем, что это случайность, обычная на войне. Прошу вас не писать ему. Я сам сделаю это через день-два.
– Возможно, – заметил граф с явным недоверием. Он видел лихорадочный блеск в глазах Вильяма и подозревал, что тот вряд ли сможет написать кому-либо в ближайшие дни. – Но все равно, – продолжал он, – Ричард обвинит меня в том, что я оставил его друга лежать в одной комнате с простыми рыцарями.
Это, пожалуй, было правдой. Во всяком случае, принимая милость от де Боуна, Вильям избегал милостей от Моджера. Поэтому он улыбнулся и сказал:
– Благодарю вас.
Граф Херфордский сделал жест, который можно было понять как «не стоит благодарности», и вышел.
Зачем, думал де Боун, добавлять к мукам Вильяма новые и вынуждать принимать бравый вид, когда его будут переносить? Он хороший человек, и совершенно не понятно, почему какой-то дьявол, кем бы он ни был, хотел убить его. Вильям не похож на человека, быстро наживающего врагов. Он не сделал ничего такого, из-за чего можно было бы желать его смерти. Тем не менее, стремена его седла перерезаны почти полностью. Кто-то хотел, чтобы Вильям, хозяин Марлоу, упал с лошади во время сражения и погиб.
Обрезанные стремена обнаружил молодой наемный рыцарь, когда пошел снять седло своего господина с убитой лошади. Он приехал к де Боуну в полной растерянности: ему нужно присматривать за отрядом Вильяма, а тот так одинок и беспомощен, его преследуют несчастья. Поначалу де Боун подумал даже, уж не получил ли Раймонд удар по голове во время сражения. Но когда узнал о гусе, драке в лагере, стреле и увидел следы ножа на стременных ремнях, изменил свое мнение.
Нужно что-то предпринять в отношении Ричарда Корнуолльского, решил де Боун, направляясь из аббатства в лагерь. Он не знал за Вильямом ничего, заслуживающего смерти. Следует поместить владельца Марлоу туда, где до него труднее будет добраться. Хорошо было бы держать все это в тайне, ведь Ричард слишком близок к трону, чтобы легко относиться к покушениям на своих любимцев. Сделав все, что было возможно на данный момент, граф перестал думать о Вильяме и начал обдумывать, как бы еще вытащить Дэвида, сына Ллевелина, на поле битвы.
