Патриция Райс - Бумажные розы
— Тебе будет жарко во всем этом. Не стану возражать, если ты устроишься более комфортно, пока я умоюсь. — С этими словами он, расстегивая на ходу рубашку, скрылся за ширмой.
Как тонко! Как он осторожно намекнул на то, что не хочет, чтобы она спала одетая! И одновременно разбил хрупкую надежду Эви на то, что она останется на ночь одна. Краска прилила к ее щекам. Она неловко переминалась с ноги на ногу, пытаясь принять какое-то решение. Ей тоже не хотелось ложиться в постель одетой, но, с другой стороны, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что Тайлер может с ней сделать, если она разденется. И получится, будто она сама этого хочет.
Эви не хотела. Тогда, в хижине, все это было грязно, больно и неловко сверх всякой меры. От той ночи у нее остались отвратительные воспоминания. Они вели себя как животные. А Тайлеру надо напомнить, что она леди. Да и какой смысл в повторении той гадости, если она и так уже беременна? Может, все-таки не придется?
Несколько успокоив себя этой мыслью, Эви легла в постель. Да уж, на романтическое супружеское ложе она совсем не походила. Железные прутья были выкрашены белой краской, которая пожелтела от времени. Но, слава Богу, белье было ее собственное, с вышитой в нескольких местах монограммой. Так спать все-таки приятнее.
Монограмма… Эви обеспокоенно отыскала на наволочке свои аккуратно вышитые инициалы «ЭПХ». Господи, что же она скажет Тайлеру?
У нее мурашки побежали по телу, когда до ее слуха донесся плеск воды за ширмой. Он что, стоит там совсем голый? А вдруг сейчас в комнату вломится непрошеный гость и она закричит?
Эви, не удержавшись, прыснула от смеха и тут же уткнулась лицом в подушку, чтобы Тайлер не услышал. Господи, какая нелепая мысль! Тогда, в хижине, это была самая гадкая ночь в ее жизни, а она еще смеется сейчас, представляя себе, как выскочит из-за ширмы бравый Тайлер Монтейн, откликнувшись на ее призыв о помощи… без одежды и с шестизарядным револьвером в руках. Бред!
«Я схожу с ума…»
Тайлер услышал ее смех и на мгновение пыл угас в нем. «Когда женщина начинает смеяться в спальне, на мужчину это в первую минуту всегда действует угнетающе, — думал он, умываясь. — Эх, жаль, бритвы нет! Интересно, что она могла найти смешного в такой час? Может быть, я выйду сейчас из-за ширмы, а она поджидает меня с дробовиком в руках?..»
Мысль о том, чтобы выйти из-за ширмы, таила в себе одну проблему. Что бы ни было, а Эви все-таки леди, которая имеет весьма смутное представление об анатомическом строении мужчины, если не считать тех отрывочных сведений, которые она невольно получила в хижине. И если он выйдет сейчас в чем мать родила, а Тайлер именно это собирался сделать, с ней может случиться обморок. И если этот ее смех — начало истерики, то надо вести себя предельно осторожно.
В отношении плана действий у Тайлера не было ни малейших сомнений. Первая брачная ночь бывает у мужчины только раз, и надо быть болваном, чтобы не взять от нее все. К тому же Тайлер уже настрадался от непривычно долгого воздержания, которое он вынужденно исповедовал с тех пор, как познакомился с Эви и ее братом. Все, довольно! Что же касается принятой на себя ответственности в связи с женитьбой, то Тайлер решил отложить это на завтра, а сейчас… Сейчас он собирался научить Эви Мариэллен Пейтон искусству плотской любви. И, если повезет, это будет означать, что воздержанию пришел конец. Что ни говори, а в браке есть свои неоспоримые преимущества.
Тайлер вспомнил ее крепкую белоснежную грудь, изящные, плавные линии тела, длинные ноги, и его охватило настолько сильное возбуждение, что он сам себе удивился. Эви умрет от страха, если он покажется перед ней в таком виде. Огорченно вздохнув, он протянул руку и выключил лампу. Визуальное знакомство потерпит до утра. Кстати, после этой ночи она и робеть уже будет меньше.
Как только в комнате погас свет, Эви от страха натянула одеяло на подбородок. В следующее мгновение она различила на фоне окна силуэт Тайлера, показавшегося из-за ширмы. Рассмотреть его в такой тьме не было возможности, но Эви знала, что на нем ничего нет. Вот и тогда, в хижине, когда он пришел к ней, на нем тоже ничего не было.
— Тайлер… — В ее голосе прозвучали одновременно вопрос и предупреждение.
Он откинул одеяло и лег рядом. Кровать прогнулась под его тяжестью. В следующую секунду он потянулся к ней.
— Тайлер, я не хочу… — У Эви захватило дух, когда его рука легла ей на талию и ее обдало теплом, исходившим от его голой груди. — И потом, я ведь уже беременна…
— Молчи!
Губы Тайлера сомкнулись на ее губах, но то был отнюдь не робкий и нежный поцелуй, а, напротив, глубокий и требовательный.
Эви тихонько охнула и тут же почувствовала, как в ее рот вошел его язык. Она не оттолкнула его, ибо вспомнила о том удовольствии, какое доставляли ей его поцелуи раньше, но когда рука Тайлера коснулась ее груди, девушка издала стон, исполненный отчаяния.
Она поняла, к чему все идет, и по ее телу побежали мурашки. Соски отвердели и почти болезненно запульсировали в ожидании. Ощущения нарастали и становились глубже по мере того, как его язык творил с ней свои маленькие чудеса. Эви не имела представления о том, как следует отвечать на поцелуй, но Тайлера это, похоже, и не волновало. Он легко преодолевал ее сопротивление и скованность.
Эви и не заметила, когда он успел расстегнуть ночную рубашку, и поняла, что это произошло только тогда, когда его рука скользнула под нее. Наткнувшись еще на одну преграду, он приглушенно чертыхнулся, почти не отрывая губ от ее рта. Тайлер сел на нее сверху. Эви напряженно вглядывалась в нависшую над ней большую тень, жалея, что не может увидеть выражение его лица.
— Отныне ты будешь ложиться в постель обнаженной. Не бойся, со мной не замерзнешь, и все эти покровы тебе не понадобятся. А теперь помоги мне снять их.
Сама не веря, что она это делает, Эви приподняла бедра, чтобы Тайлеру было легче поднять вверх подол ночной рубашки, затем подняла руки, чтобы ничто не помешало ему снять ее. За это Тайлер вознаградил ее поцелуем, от которого у нее захватило дух. Ей не хотелось, чтобы он отстранялся, но Тайлеру нужно было еще расправиться с ее нижней рубашкой. Он понял ее желание и не стал прерывать поцелуя, но руки его уверенно делали свое дело, и через секунду тусклый свет от окна упал на ее обнажившуюся грудь.
Когда он легонько коснулся пальцами ее соска, Эви издала слабый стон, больше похожий на мяуканье котенка, чем на человеческий голос. Тайлер опустил голову и взял нежный сосок в рот. Захваченная мощной волной ощущений, Эви подалась в его объятия всем телом. Скоро нижняя рубашка уже валялась, скомканная, на постели, и Тайлеру ничто не мешало целовать шелковистую кожу Эви.
