Никола Корник - Шепот скандала
В дверь осторожно постучали. Фрейзер просунул голову в дверь и, оглядевшись, испытал огромное облегчение, когда увидел, что Алекс и Джоанна были все еще одеты и вели себя прилично.
— Я не был уверен, закончили ли вы… м-м-м… переговоры, — пояснил он.
— Нет, в вашем понимании этого слова, — ответил Алекс, глядя на Джоанну. — Так в чем дело, черт побери?
Он заметил, как крепко сжались губы Джоанны, и снова почувствовал острое желание поцеловать и приласкать ее.
— Нужно, чтобы вы женились на мне, — заявила она.
Алекс крутанулся на каблуках.
— За каким дьяволом? — осведомился он.
— Я в отчаянии.
— Благодарю вас, — сухо проговорил Алекс. — Я все еще никак не пойму, как вы собираетесь соблазнять меня и как это связано с женитьбой.
Джоанна вздохнула. Она сделала несколько шагов в сторону от него. Ее юбки зашуршали так, как шипит разъяренный кот.
— Мне кажется, что мы с вами не ругаемся, только когда целуемся, — заметила она сердито. — Поэтому мне показалось логичным приблизиться к вам именно таким образом.
— Я мог бы и раньше переспать с вами, — сказал Алекс, следуя своей собственной логике, — но почему вы думаете, что я женюсь на вас?
Джоанна пришла в ярость. Алекс подумал, что мог бы сказать ей все это и более вежливо, но у него сильно болела голова.
— Я думала, что вы — джентльмен, — резко ответила она и закончила фразу, повысив голос, — а джентльмены именно так и поступают!
— Ваша логика, — сказал Алекс, — безнадежно ошибочна.
— Как и ваши манеры. — Теперь в ее голосе звучало отчаяние. Он видел, как краска залила ее лицо. Джоанна покачала головой, принимая поражение. — Извините, — резко сказала она. — Я устала и, похоже, совсем не могу логично рассуждать. Я понимаю, что выставляю себя полной дурой…
— Джоанна. — Алекс взял ее за руки. Он чувствовал, как она дрожит, и снова ощутил потребность утешить ее, что было для него непривычно и вызывало смятение. — Расскажите мне, в чем все-таки дело, — попросил Алекс.
Джоанна высвободила руки, отошла от него и села на край кровати. Все мужская сущность Алекса не могла не отреагировать на то, как она сейчас выглядела: волосы выбились из прически, шелковые юбки сбились. Черт! Неужели она не понимает, что она с ним делает здесь, в его спальне, поздней ночью? — подумал он. Для вдовы она исключительно наивна. Конечно, он не собирается садиться рядом с ней. Это будет для него верхом искушения. Алекс засунул руки в карманы и прошел в другой конец комнаты.
— Это все Джон Хаган, — начала Джоанна. Она говорила быстро. — Он сказал, что… — У нее перехватило дыхание, несмотря на ее отчаянные попытки скрыть волнение. — Он сказал, что, если я отправлюсь в Арктику, у меня не будет дома, куда я смогу вернуться, и что он сделает все, чтобы меня никто не принимал. — Джоанна в отчаянии махнула рукой. — Он сказал, что не хочет видеть в доме Нину, что она — незаконнорожденная дочь Дэвида и ее нужно оставить там, где она сейчас, если только… — Голос Джоанны задрожал. — Он хотел… — Она замолчала, они встретились глазами. — Ну, он предложил соглашение…
— Понимаю, — сказал Алекс. Он почувствовал, как его охватывает ярость. — И вы ему отказали.
— Не совсем так, — ответила Джоанна, дерзко посмотрев на него. Слова Джоанны как будто ударили его в низ живота. — Мне нужен дом для Нины, но я не вижу другого способа получить его. Я не смогу ни работать служанкой, ни жить в нищете — мне нужен комфорт! Поэтому я подумала…
— Джоанна! — Алексу показалось, что он сейчас взлетит на воздух. Он схватил ее за плечи. — Вы отказались завести интрижку со мной из-за каких-то своих так называемых моральных принципов и готовы спать с Джоном Хаганом, поскольку хотите сохранить свой образ жизни! — Алекс отпустил ее. Он уже буквально полыхал от гнева.
— Не в этом дело, — возразила Джоанна. Она стояла, положив руки на бедра. Ее глаза сверкали, как две ярких звезды. — Хаган начал шантажировать меня, а я не могла ничего придумать! — Ее голос сорвался. — Я действительно очень хочу помочь Нине и обеспечить ее безопасность, Алекс. Было ошибкой с моей стороны приходить сюда, — резко заявила она. — Теперь я это вижу. И если Хаган действительно выгонит меня из моего дома, думаю, найдется какой-нибудь другой джентльмен, который захочет жениться на мне.
У Алекса все еще болела голова, и он соображал немного медленнее, чем обычно, но одно он знал твердо: никто, кроме него, не женится на Джоанне Уэр. Это было ясно как день.
— Льюишем, или Белфорт, или Престон? — мягко предложил на выбор Алекс. — Это не подходящие для вас кандидатуры, моя дорогая, они едва дышат.
— Знаю. — Она снова посмотрела на него с вызовом во взгляде. — Но они надежны. Я буду в безопасности, и Нина тоже.
— Никто из них не захочет беспокоиться о незаконнорожденной дочери другого человека, — заметил Алекс.
— Наверное, вы правы. — Она теребила бахрому на газовом шарфе, оплетая ею пальцы. — Я понимаю, что вы не хотите жениться, так же как и я не хочу выходить замуж, Алекс, но вы, по крайней мере, можете сделать это ради благополучия ребенка. — Она отпустила из рук шарф. — Дэвид назначил вас опекуном Нины по определенной причине, и я уверена, что эта причина заключается в том, что он знал, что вы его не подведете. Не имеет значения то, что вам претят обязанности, которые он взвалил на вас, вы обязательно выполните свой долг… — Она замолчала. — Вы ведь правда ненавидите все это? — добавила она ровным голосом. — Я постоянно чувствую гнев и отвращение, которое вы испытываете.
Горечь и гнев снова овладели Алексом. Как много может он сказать ей о своей вине за смерть Амелии? О том, что он ненавидит ответственность и обязательства? И в то же время не может не выполнить свой долг? Все это было как искупление за его вину, его наказание. О да! Дэвид Уэр принял правильное решение, выбирая опекунов для своей дочери, потому что ни тот ни другая никогда не оставят ребенка. Джоанна с ее навязчивым желанием помочь Нине, и он — со своим ужасным чувством вины, от которого никогда не освободится, это чувство никогда не позволит ему обмануть надежды невинного ребенка…
— Да, — хрипло сознался Алекс. — Я ненавижу это.
— Почему?
Он никогда раньше не лгал ей. Алекс с удивлением понял, что они все время были крайне откровенны и прямодушны друг с другом. Но сейчас ситуация была другой. Эта незаживающая рана в его душе, этот грех, который он постоянно чувствовал, он не станет говорить об этом теперь. Нет, будет достаточно, если он расскажет часть правды.
