Мэрилайл Роджерс - Песня орла
Скрыв все свои чувства под каменной маской, девушка тихо и покорно опустила глаза на грязное белое платье, покрывавшее колени и прячущее сцепленные дрожащие пальцы. Воспоминания нескольких минувших дней, в которые она прожила и прочувствовала больше, чем за всю жизнь, заставили девушку едва ли не заплакать горькими унизительными слезами, и, чтобы удержаться, она уставилась на чистые части платья, спасенные от грязи меховым плащом, мирно висевшим теперь на крюке у входа.
Битва, начавшаяся на рассвете, закончилась часом позже полудня, и потому войско смогло вернуться в Кимер лишь к вечеру. Дом за несколько дней отсутствия выстыл, и с того самого момента, как дверь за Линет и Райсом закрылась, последний упорно занимался лишь поддержанием огня или мрачным вышагиванием по холодному залу. Надо было говорить, но у принца не поворачивался язык, чтобы сказать девушке положенные сейчас слова. Наконец, отбросив все бесплодные размышления, он решился, но, вместо того чтобы заключить Линет в объятия, как ему хотелось, и таким образом без слов выразить ей свою благодарность за спасение, Райс произнес расчетливо и холодно слова, убивающие всякую надежду как у нее, так и у него самого: – Это невозможно.
"Началось", – подумала Линет, предчувствовавшая такой разговор еще тогда, когда Райс весьма скупо поблагодарил ее за спасение и настойчиво убеждал немедленно вернуться в Рэдвелл. Но разве о ней он заботился? Нет, в нем говорила лишь честная душа. Линет не могла не признаться себе в этом – не любовь к невзрачной коноплянке, которая никогда не может стать парой могучему золотому Орлу.
– Твое предупреждение об опасности, когда я так глупо раскис, что даже забыл о врагах, подарило мне самое ценное – жизнь. Это дар, за который я вечно буду тебе обязан… но большее… между нами – невозможно. – Райс готов был вырвать язык, чтобы не говорить таких жестоких слов этой солнечной птичке, заворожившей его душу и тело, маленькой девочке, которой, несмотря на его обширный опыт, единственной удалось разбудить в нем желание узнавать ее больше и больше – и не только физически. Ее чувства, ее мысли, ее сердце – все стало для него интересным и важным.
Лицо принца сделалось неподвижным и непроницаемым. Что его собственные желания, когда он ответствен за судьбу всех кимеров! Лишь благополучие и процветание его народа есть первая цель царствующего принца, и цепи эти нерушимы. Он сам боролся за них, он жертвовал людскими жизнями за свое право властвовать – и теперь никакое личное счастье не уведет его с этого пути.
Жестокие слова звучали в ушах Линет как похоронный звон по всем ее смутным, тревожным, но радостным мечтам и надеждам. Плечи ее поникли, и тело, казалось, потеряло всякий вес. Итак, значит, несмотря на недавние пылкие объятия, возлюбленный к ней равнодушен и грезы о разделенном чувстве не больше чем дым или осенняя паутинка?! Пересиливая боль, Линет подняла глаза на спокойное лицо человека, возвышавшегося над ней, беспомощной, брошенной и жалкой, подобно каменной и ко всему равнодушной башне.
Боль в глазах девушки сделала их почти такими же черными, как у принца, и заставила его против воли добавить к своему признанию еще несколько бесполезных слов:
– Увы, даже наше происхождение разделяет нас непримиримо: ведь и саксы и уэльсцы всегда были и будут врагами норманнской крови.
Линет слушала в молчании, которое острее криков и слез вонзалось в сердце Райса, но гордость и природная откровенность не позволяли ему остановиться.
– Хуже того – вечная вражда лежит меж мной и твоим отцом так же, как меж нашими народами. Еще хуже – я навеки связан обязательствами перед своей страной, я должен принести ей мир и процветание. – Словно защищаясь, Райс поднял к небу ладони. – Ты сама видишь, как много преград лежит между нами.
– Значит, ты отдаешь предательницу-дочь на расправу ее отцу? – Доводы Райса были неоспоримы, и потому слова Линет звучали не как вопрос, а, скорее, были простой констатацией факта. Взгляд ее бездумно обратился на очаг, который, казалось, был так же не в силах растопить холод выстывшей залы, как и она – изменить решение принца. Почувствовав, что игра проиграна, Линет решила не унижать себя бесполезными мольбами.
– Нет. – В хриплом голосе Райса прозвучала тщательно скрываемая боль. – Никогда я не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. – Принц знал, что отдать свою солнечную девочку в когти сакского дядюшки его не заставит никакая на свете сила. Ведь есть и Божий суд… – Аббатство Святой Анны совсем неподалеку отсюда, и оно защитит тебя от любых посягательств.
Тонкие пальцы с такой силой впились в белое платье, что, казалось, материя сейчас порвется, а Линет с расширившимися от ужаса глазами смотрела на своего героя. Аббатство?! Неужели он позволит ей провести всю, еще так толком и не начавшуюся жизнь в молитвах и унылом труде? Впрочем, разве многим будет отличаться такая жизнь от жизни в отцовском замке? Разве и так не работала она на отца, начиная и заканчивая день молитвой в домашней церкви?
Единственное, чем спасалась она от тягот однообразной домашней работы, были безудержные прекрасные грезы, за которые, вероятно, и расплачивается она сейчас так жестоко. Что же, уход к Богу станет искуплением всех ее греховных мечтаний и действий, тем более теперь, когда Райс навеки недосягаем для нее, и уединенная монастырская жизнь гораздо лучше, чем замужество с нелюбимым.
– Я уйду. – В тихих словах прозвучала решимость отчаяния.
Глядя на склоненную голову Линет, которую обвивали две густые медовые косы, Райс неожиданно почувствовал, что девушка сейчас так далека от него, словно уже перешла черту, отделяющую монастырскую жизнь от мирской, – и то, чего он недавно так горячо добивался, вдруг взбесило его. Райс заговорил громко и без всякой логики, стараясь достичь только одного – чтобы эта женщина вновь вернулась к нему с живой душой, которая была ему так нужна.
– Поскольку ты появилась здесь неожиданно, то никто не подумал о том, что тебе нужна будет женщина, которая бы помогла бы скоротать тебе эти ночные часы.
Линет подняла глаза, и мука, застывшая в них, ударила Райса в самое сердце. Что он делает с этой маленькой мужественной девочкой?!
– Юнид занята врачеванием раненых… – Райс упрямо не отводил глаз от наглухо закрытых деревянных ставен, через которые не пробивался ни малейший лучик. День умер, и, опасаясь снова посмотреть на Линет, являвшуюся живым укором ему, Райс решил говорить не оборачиваясь.
– Тем не менее сразу же по возвращении я послал за сестрой.
Линет вспомнила, что действительно сразу после их прибытия Райс говорил о чем-то с одним из воинов, но, поскольку говорили они по-уэльски, понять она ничего не смогла.
