Уильям Локк - Триумф Клементины
Она протянула ему руку. Он взял ее, раздумывая, задержал в своей. На лице его виднелось замешательство.
— Вы теперь идете в свою комнату?
— Да, — ответила Клементина.
— Простите мою навязчивость, — сказал он, — но… но… может быть вы взглянете на ребенка?
— Ребенок, — закричала Клементина, — какой ребенок?
— Как… м-ра Хаммерслэя… разве вы не знаете? Она здесь…
— Здесь?
— Вы, наверное, видели в вестибюле маленькую девочку, с которой я играл, и няньку-китаянку?
— Господи помилуй! — воскликнула Клементина. — Вы слышите, Ефраим?
— Да, я слышу, — бесстрастно ответил Квистус. Борьба между Митрой и Ариманом не мешала ему слышать окружающее. — У Хаммерслэя есть маленькая дочь. Я не знал этого… Удивляюсь, откуда она у него. Наверное, у нее есть где-нибудь мать…
— Мать умерла, — ответил Пойнтер. — Насколько я мог понять из слов Хаммерслэя, ребенок — круглый сирота. Наверное, поэтому он с таким нетерпением ждал вашего приезда.
Клементина наморщила свою физиономию, как она делала это, рассматривая натуру.
— Я ни разу в жизни не слыхала ничего более странного. — Она хлопнула себя по карману. — А этот запечатанный конверт? Может быть, вы и о нем что-нибудь знаете?
— Да, — сказал Пойнтер, — он содержит письмо и завещание. Я то и другое писал десять дней тому назад под его диктовку. Завещание — просто документ, назначающий вас обоих его душеприказчиками и опекунами маленькой девочки. Славная девчурка, — мягко добавил он, — вы ее полюбите.
— Боже! — лихорадочно взвизгнула Клементина. — Но что будут делать с ребенком такая старая дева, как я, и старый холостяк, как он!..
И в то время, как она это говорила, перед ее глазами пронеслась картинка ее студии и китайской няньки с ребенком среди подушек, как модели.
Квистус убрал со лба волосы.
— Я понимаю, — кротко заявил он. — Я понимаю, что я опекун дочери Хаммерслэя… Я не подозревал этого… Я думаю, что вы меня простите, если я вас оставлю? Я чувствую себя не совсем хорошо сегодня… Я пойду прилечь…
Он вошел в лифт. Клементина позвала мальчика.
За Квистусом нужно было следить. Она вернулась к Пойнтеру.
— Пойдите, добрая душа, — заявила она в своей обычной манере, — к ребенку и подготовьте ее к такой неудобной приемной матери, как я. Я приду через несколько минут. Какой ваш номер, Ефраим?
Он показал ей билет.
— Двести семидесятый?
— На третьем этаже, мадам.
Лифт поднялся. Они остановились перед целым рядом дверей. Горничная показала им номер двести семидесятый. Клементина забрала бразды правления в свои руки. Меньше чем в две минуты окна были открыты, жалюзи опущены, лакею заказан кофе, слуга распаковывал вещи Квистуса, а горничная приготовила постель. Когда Клементина была леди, она была самой беспомощной особой, беззащитной дамой. Но когда она была Клементиной, она заставила бы дьявола быть своим лакеем и надрала бы уши каждому архангелу, осмелившемуся ей противоречить.
Квистус, не ожидавший такого внимания от Клементины, на которую он смотрел скорее как на врага, изумленно сидел на краю дивана. Усталый и разбитый он был доволен, что о нем заботятся.
— Раздевайтесь и ложитесь, — скомандовала Клементина, остановившись перед ним, руки в боки. — Или я сама вас раздену и уложу, как ребенка.
Он слабо улыбнулся.
— Я очень благодарен за вашу любезность. По всей вероятности, отдых даст мне успокоение. Мне кажется, что я в нем нуждаюсь.
Он сидел, смотрел прямо перед собой и повторял те же слова.
Клементина прошлась по комнате.
— Ефраим, — сказала она, — мне кажется, что, если бы мы с вами были эти годы больше дружны, вы бы не нуждались в успокоении. Это моя вина. Я очень жалею. Но теперь, когда на нашей ответственности ребенок — я буду следить за вами. Бедняга, — нежно погладила она его по руке, — вы были так одиноки.
Она достала ему пижаму и положила около него на диване.
— Теперь, ради Бога, переодевайтесь и ложитесь.
Пойнтер ждал ее внизу в вестибюле с девочкой на коленях. Китаянка, как языческий идол, сидела поодаль.
— Вот, твоя новая тетя, — сказал Пойнтер, при приближении Клементины.
Ребенок соскользнул с его колен и серьезно посмотрел на нее.
У нее были темные волосы и прозрачная бледность детей востока; вообще, это было хрупкое, изящное создание. Клементина заметила, что у нее были открытые газельи глаза ее отца.
Ребенок протянул ей руку.
— Доброе утро, тетя, — сказала она странным мягким контральто.
Клементина притянула ее к себе.
— Ты поцелуешь меня?
— Конечно.
Она протянула свои маленькие губки. Женщина не устояла. Она прижала ребенка к своей груди, целовала его и давала тысячи ласкательных названий. Когда этот порыв прошел так же внезапно, как и налетел, девочка сказала:
— Мне это нравится. Я хочу еще…
— Бог благословит тебя, дорогая. Я могу это делать целый день.
Одной рукой она придерживала ребенка, а другой — полезла в карман за платком. Найдя его, она шумно высморкалась и взглянула на Пойнтера, который улыбался на них своей серьезной улыбкой.
— Я уверена, что вы ничего не имеете против, если я сейчас безумствую, — заявила она.
— Я ничего не имею против этого.
ГЛАВА XVII
Все время в течение дня, свободное от печальных хлопот, сопровождающих смерть человека, Клементина отдавала девочке. Она изголодалась по любви и, как котенок, выпрашивала ласки. Понемногу на коленях у Клементины она рассказала свою историю. Ее звали Шейла, и она очень любила своего больного отца. Он был так болен, что она только один раз и видела его с тех пор, как они сошли с парохода. Это было вчера и она очень испугалась, потому что он сказал, что уходит к мамми. Ну, а мамми ушла на небо и людей, уходящих на небо, уже больше нельзя увидеть.
Клементина с тоской спросила у нее, помнит ли она, как мамми ушла на небо. О, да. Это было очень давно, когда она была маленькой… Дадди плакал, плакал, плакал… Она также будет плакать, если дадди уйдет на небо… Клементина решила лучше подождать и постепенно приучить ребенка к мысли о вечной разлуке, чем теперь сообщить печальную новость. Сердце ее разрывалось. Иногда Шейла возмущалась и требовала видеть отца; но она немедленно же успокаивалась и обещала быть послушной. У нее постоянно была в руке очень грязная белая плюшевая кошка, ее неразлучная спутница… Они жили в Шанхае, в большом доме, где было много слуг. Но ее отец распустил их, продал всю мебель, и они поехали навсегда, навсегда в Англию. Англия — это такое место, где много зеленых деревьев, травы, коров и цветов. Клементина знает Англию?
