Елена Арсеньева - Последний дар любви
«Дорогой Саша! В случае моей смерти поручаю тебе мою жену и детей. Твое дружественное расположение к ним, проявившееся с первого дня знакомства и бывшее для нас подлинной радостью, заставляют меня верить, что ты не покинешь их и будешь им покровителем и добрым советчиком».
Этими словами, полным забвением всех обид император связывал сына, человека чести, по рукам и ногам. Он мог быть уверен, что, случись беда, цесаревич не даст «душке Минни» причинить вред «этой Катрин» и ее детям.
Между тем, готовясь к худшему, Александр Николаевич продолжал надеяться на лучшее. И занялся изучением вопроса, который интересовал его больше: как возвести княгини Юрьевскую в сан императрицы.
Поскольку он больше не скрывал своего брака и Екатерина Михайловна открыто принимала участие в жизни двора и царской семьи, возникало множество протокольных казусов, они, по мнению императора, оскорбляли его возлюбленную жену. Она была лишь морганатическая супруга, а потому должна была уступать место великим князьям и княгиням. На семейных обедах, к примеру, она сидела не против императора, а в конце стола. Александр мечтал как можно скорее изменить это унизительное положение.
Согласно традиции, коронация императриц совпадала с коронацией их супругов. Предстояло изменить этот порядок. Кроме того, все титулы и звания Екатерины Михайловны следовало узаконить. Император поручил заняться этим министру юстиции Набокову, и по стране опять пошли слухи как круги по воде. И снова не знали, о чем говорить в первую очередь: о том ли, что государь готовит манифест об ограничении самодержавия, или о том, что в России скоро появится новая императрица Екатерина…
Пока никто не ведал о тайном замысле императора: короновав возлюбленную, почти сразу отказаться вместе с ней от престола в пользу цесаревича Александра и покинуть Россию. Поразмыслив, император решил не искушать любимого сына Георгия бременем власти, не вносить разлада в семью и не ставить страну на грань катастрофы.
А между тем его собственная катастрофа была уже близка.
Глава 14
Предсказание сбылось
Цареубийство было назначено на конец марта. Еще в декабре 1880 года народовольцы арендовали на углу Невского и Малой Садовой присмотренный Перовской дом и стали делать очередной подкоп к центру улицы для закладки мины. Готовились к покушению основательно, но заканчивать работу пришлось в спешке: 27 февраля 1881 года полиции совершенно случайно удалось арестовать Андрея Желябова и Александра Михайлова.
В штаб-квартире народовольцев возникла паника. Перовская исподлобья всматривалась в товарищей. Кажется, стойко держался только Кибальчич. Может, потому, что в нем было очень мало человеческого – все какое-то механистическое. А остальные… Еще минута, и эти люди откажутся от своего плана и скроются в подполье на долгое время. На годы отложат то, что должно совершиться вот-вот!
– Товарищи, – яростно проговорила она, – что случилось? Да, выбыл еще один из наших смелых борцов за народную волю. Но мы привыкли к потерям, и ими нас не испугаешь. Я становлюсь на место Желябова. Потому что мне известны планы Андрея, мы их вместе вырабатывали. Итак, за дело! Исаев, ты сегодня ночью заложишь мину на Садовой. Николай Иванович, – она обратилась к Рысакову, – вы с Фигнер, Кибальчичем и со мной принимаетесь готовить снаряды. Метальщики станут нашим запасным полком, если сорвется взрыв. Завтра, 1 марта, а не через месяц, как хотели, мы совершим то, что должны совершить во имя блага народа. За работу, товарищи! За дело!
– Н-да, – устраиваясь за рабочим столом, произнес Кибальчич, – я рад, что Софья Львовна не растерялась. Обидно было бы упустить такой случай. А снаряды мои, сами завтра увидите, – прелесть!
Несколько минут он молча резал жесть и сворачивал ее для устройства коробки, потом сказал Рысакову угрюмо:
– А заметили вы, Николай Евгеньевич, что наши женщины жестче мужчин. Поглядите-ка, как Перовская, как Гельфман работают. Вы посмотрите в их глаза. В них такая воля, что жутко становится.
Открылась дверь, и на пороге появился задержавшийся где-то Гриневицкий. Лицо его было бледно – конечно, он знал об аресте Желябова, – но спокойно.
– Вы опоздали, Котик, – мягко упрекнула Перовская, и выражение, только что напугавшее даже «механистического» Кибальчича, исчезло из ее взгляда.
– Прощался с невестой, – объяснил Гриневицкий. – Она умоляла бежать, уехать… Я отказался. Я стал бы презирать себя, если бы покинул дело, которому посвятил себя и за которое готов отдать жизнь.
– Не исключено, что вам это придется сделать завтра, – холодно промолвил Кибальчич. – Акция назначена.
– Бедная девушка, – ехидно протянула Перовская, у которой при упоминании о невесте испортилось настроение. – А что будет, если вы завтра погибнете, Котик? Неужели вы и ваша Софья решили непременно принести в жертву революции свою непорочность? Но революция – не богиня Веста, ей нужны не унылые девственники, а жертвы с жаркой кровью, которой обагрится ее алтарь.
Гриневицкого передернуло. По натуре своей он был врагом всяческой позы, ненавидел громкие слова, а эта «жрица революции» внушала ему отвращение, особенно когда заводилась и начинала вещать, кликушествовать… Особенно чудовищным показалось ему то, что ее любовник, Желябов, находится сейчас в тюрьме, наверняка не минует казни или пожизненной каторги, а она все смотрит на него, Котика, с этим боевым огнем в своих бесцветных глазках, цепляется к его невесте. Черт бы подрал эту Перовскую! Неужели она надеется, что последнюю ночь перед покушением ей удастся провести в объятиях одного из смертников? «Скажите, кто меж вами купит ценою жизни ночь мою?» – вдруг вспомнил Пушкина начитанный Котик. Тоже мне Клеопатра-террористка!
– Отстаньте от меня, товарищ, – грубо, как никогда не позволял себе, произнес Гриневицкий. – Мы с моей невестой дали друг другу все возможные доказательства своей любви. И даже если завтра мне суждено быть разорванным на куски бомбой собственного производства, она останется моей женой.
Перовская промолчала, и остальные невольно прикусили языки, глядя в ее окаменевшее лицо.
Эта неведомая ей Софья… А император-то дождался смерти жены, императрицы Марии Александровны, и женился на княгине Юрьевской! Ходят слухи, будто он теперь намерен короновать ее! Сбылась ее мечта!
А ее, Софьи Перовской, мечта несбыточна? Ей не дано будет изведать последнего счастья – исполнения своего самого заветного желания хотя бы перед смертью? Ужас собственного женского одиночества вдруг вырос перед Перовской и глумливо заглянул ей в лицо янтарными глазами. Ни-ког-да!
