Дебора Симмонз - Всегда есть выбор
— Да, моя прелесть, вот так! Это так приятно! — шепнул он.
Она хотела ответить, но что-то глубоко внутри требовало большего. Когда Рейли раздвинул ей ноги, и Джейн ощутила на себе его твердую плоть, она вскрикнула и с этой минуты позабыла обо всем. Кроме одного — ей отчаянно хотелось… чего-то.
— Не торопись, любовь моя… Тебе не терпится? Я так рад, Джейн, так рад… Давай попробуем так, — сказал он, вставая на колени. Он приподнял ее за бедра и склонился над ними. Она почувствовала себя на вершине блаженства, но вместе с тем — будто выставленной напоказ, незащищенной. Она хотела отвернуться, но Рейли шепотом вернул ее взгляд.
Джейн услышала, как из ее груди вырвался какой-то нечленораздельный звук. Она вцепилась в простыни, а он начал водить твердой, горячей и влажной плотью по ее лону — вверх-вниз, вверх-вниз, — пока она не пришла в неистовство. Скромная девушка из Троубриджа превратилась в руках Рейли в экзотическое существо, изнемогающее от страсти.
— О, Джейн, любовь моя, такая желанная, такая прелестная, — шептал он, входя в нее. Ей показалось, что взрыв непередаваемых ощущений взметнул ее куда-то ввысь, но вместе с ним пришла боль.
— Остановитесь, — воскликнула она.
— Ничего не бойся… — прошептал он, успокаивая ее голосом, руками, губами. Как только она немного расслабилась, муж вошел в нее одним сильным движением, от которого она вздрогнула и пришла в ужас.
Ее била дрожь. Удовольствие пропало. Какое-то время они лежали без движения, и Джейн решила, что все кончилось, но тут Рейли заговорил мягким, журчащим голосом:
— Ах, Джейн, ты такая… ты ни на кого не похожа. Моя женушка, моя страстная возлюбленная…
Джейн никакой страсти не испытывала. Она только хотела, чтобы он оставил ее в покое, но ощутила, что он входит в нее все глубже и глубже.
Она вскрикнула, но он стал ее целовать, проникнув в ее рот языком, пока она снова не потеряла голову.
— Вот так, Джейн. Прими меня всего, — хриплым голосом сказал он, и она почувствовала, как он медленно входит в нее, и ей, странное дело, уже не было плохо. Она даже осмелилась взглянуть на него — его голова была запрокинута, глаза блестели от напряжения, рот сжат. И внезапно ей захотелось отдать ему все, о чем бы он ни попросил. — Всего меня, Джейн, — повторял он, и та почувствовала себя могущественнее и прекраснее любой женщины на свете.
Сначала она радовалась лишь тому, что доставляет ему наслаждение, но по мере того, как темп его движений убыстрялся, в ней ожили прежние ощущения.
— Давай вместе, Джейн… — шептал он. — Раскройся! Скажи, что чувствуешь то же, что я…
Но она лишь молча следовала за движениями его тела, отдаваясь во власть его горячей страсти. А он просунул ладони ей под спину, приподнял и прижал к себе. Она ловила ртом воздух, содрогаясь в экстазе.
— Да, так, Джейн, именно так. Как это прекрасно… — Он приподнялся для последнего, окончательного рывка. — Я… люблю… тебя, — выдохнул он.
Где-то рядом жужжала пчела, и Рейли открыл один глаз, чтобы проследить, куда она полетит. Он заснул на толстом стеганом одеяле, посреди пустоши, где они с Джейн устроили пикник. Повернув голову, он увидел Джейн, которая собирала полевые цветы, и удивился ее неутомимости. Его прежде чопорная и добродетельная жена совершенно его вымотала!
Он усмехнулся, припомнив, как именно это случилось в первый раз. После того как Рейли нашел ее в склепе живой и невредимой, его обуяла такая радость, что он решил тут же отпраздновать это, овладев ею. Желание, так долго снедавшее его, было выпущено на свободу.
Иногда Рейли все же сомневался в ее чувствах. Правда, только до тех пор, пока он не ловил ее взгляд: так не смотрела на него ни одна женщина. В ее взгляде светилось восхищение, граничившее с обожанием, и это приводило Рейли в совершеннейший восторг.
К тому же он завоевал ее уважение, и это было для него важнее, чем похвала высокомерных аристократов, или мнение родителей, или — подумать только! — расположение друзей. А когда он занимался с ней любовью, то ему становилось ясно, что вся его прежняя беспутная жизнь была лишь прелюдией этого восхитительного момента.
Освободившись, наконец, от оков сдержанности, Джейн каждый раз, когда они были близки, дарила ему минуты такого наслаждения, о котором он и не мечтал. Она завладела его телом, душой и сердцем. Он влюбился.
Приподнявшись на локте, Рейли стал наблюдать за Джейн. На ней было желтое в полоску шелковое платье и соломенная шляпа с лентами того же цвета, болтавшаяся у нее за спиной. Очки она оставила рядом с ним на одеяле. Она стояла к нему боком, и легкий ветерок трепал ее темно-золотые волосы. Кто бы ее сейчас ни увидел, обязательно согласился бы, что эта женщина прекрасна.
Рейли вдруг почувствовал, что должен сохранить это сокровище для себя, здесь, вдали от нескромных мужских взглядов и намерений. А когда они вернутся в Лондон, он оденет ее, как монахиню, хотя это будет несправедливо по отношению к молодой красивой женщине.
Будто прочитав его мысли, Джейн повернулась и, раскинув руки, воскликнула:
— Как мне нравятся эти пустоши! Мне вообще здесь нравится. Я люблю… — Она умолкла, подставив лицо солнцу.
— Ты же уверяла, что не веришь в любовь, — поддразнил ее Рейли. Что означает ее неоконченная фраза, подумал он. Избегая его взгляда, она сорвала травинку.
— Я никогда не думала… Я не смела даже мечтать, что такое может случиться со мною… В том мире, где торгуют своим лицом, у меня не было ни пенни. Я была камнем на шее своей семьи, хуже того — я была дочерью, которая никогда не оправдает потраченных на нее денег, удачно выйдя замуж.
Сердце Рейли болезненно сжалось: он вспомнил печальную, ранимую, неуверенную в себе девочку, не знавшую своей истинной ценности. Как бы ему хотелось вернуться в то время, чтобы утешить ее и рассказать всем, что из нее вырастет красавица. И самое главное — что у нее прекрасная душа. Однако прошлое не вернешь, даже маленькую его частицу. Но он сделает все, чтобы наверстать упущенное.
— Я уверен, что ты никогда не была обузой для семьи, Джейн, — ответил он. — И жизнь свою ты бы, в конце концов, устроила. Твоя сестра Сара действительно простовата, а посмотри — она замужем, и у нее двое детей, которые ее обожают. Они ее любят, а это в жизни — главное.
— Тебе легко говорить, — возразила Джейн, — ты родился в богатой и знатной семье, у тебя не было необходимости работать. Ты купался в роскоши.
— Ты полагаешь, моя жизнь была такой уж простой? Тебя баловал любящий отец и твои замечательные братья и сестры, а я вырос в этом мавзолее под названием Уэстфилд-Парк. Сначала меня воспитывали гувернеры, а потом определяли в разные частные школы, где мне приходилось защищаться от старших ребят. Кормили нас плохо, и мы частенько голодали, но у меня не было денег, чтобы купить поесть. Граф считает, что детей нельзя баловать. Ирония стала для меня средством защиты, а моя знаменитая беспечность помогала мне выжить.
