Эмилия Остен - Бархатная маска
– Я запутался сам. Не знаю, что со мной происходит, но я целовал вас не потому, что мне всего лишь нужна была поддержка. Не только потому. Поверьте, я сдерживался, сколько мог, а потом у меня не хватило сил сдерживаться. Вы красивы, умны и чертовски привлекательны. А я… Мне казалось, что я умер, и я попался в собственную ловушку прежде, чем понял, что жив.
– Энджел… – она потянулась к нему.
– Миледи, нет. – Он отстранился. – Я сам не понимаю, что происходит. Вы стали дороги мне, и это больно. Я больше не могу позволить себе жить моментом и брать от жизни все, что заблагорассудится. Чем выше взлетишь, тем больнее падать, и я никогда более не забуду, что можно увлечь за собой в пропасть кого-то еще. А вы…
Фламбар встал и протянул руку Лаис. Она поднялась, растерянная и запутавшаяся в мыслях и в юбках, – она не понимала, к чему Энджел все это говорит.
– Вы заставили меня чувствовать себя живым, сами того не зная, – продолжил Фламбар негромко, хотя никто не мог услышать его сейчас, кроме Лаис. – Иногда ночами я проклинал вас и тут же просил прощения у Бога, благословляя. Я ходил по своей комнате – четыре шага туда, четыре обратно, – как будто ходьба могла избавить меня от чувств. Я не смог от вас освободиться. И я не знаю, что вы сделали со мной.
Его ладонь прикоснулась к волосам Лаис, выбившимся из-под шляпки, легла на шею, и по коже графини побежали мурашки – день стоял холодный, а пальцы Энджела непостижимым образом стали горячими за несколько минут.
– Если бы я был свободен от самого себя, – прошептал Фламбар, глядя в глаза Лаис, – я знал бы, что вам сказать. Но сейчас я не знаю.
– Просто не останавливайтесь, – шепнула в ответ графиня.
– Есть только этот миг? – невесело улыбнулся Энджел и, не дожидаясь ответа, поцеловал ее.
Наконец она смогла шагнуть к нему, прижаться крепко, вцепиться пальцами в плечи. Тоже положить ладонь на его шею, ощущая жар кожи, и как мягки его волосы, и как он… материален. Ощущение реальности вернулось, огромное и разноцветное, и Лаис ахнула, не в силах справиться ни с собой, ни с моментом. Ей казалось, что не может быть ничего прекраснее, и она знала, что бывает еще лучше. Не с кем-то, именно с Энджелом.
Это было совсем другое. Не так, как с Робертом. Другая любовь, другая страсть. Раньше Лаис задумывалась, сможет ли любить кого-то так же сильно, как Роберта, и не знала, возможно ли это. Теперь ей стало известно: возможно. Просто любовь на вкус оказалась совершенно другой.
Самое время возблагодарить Господа за то, что он даровал людям любовь во всем ее многообразии, и она никогда не перестает и никогда не заканчивается, у нее нет границ, ее нельзя исчерпать. Пить любовь – это словно набирать воду ковшом в ночной реке, где отражаются звезды. Зачерпнешь немного теплой, пахнущей илом воды с острыми точками звезд в ней, выпьешь, и кажется, что эта вода – самое лучшее, что было в жизни. И не задумываешься, что у тебя есть еще целая река. Следующий глоток окажется совсем иным, да и звезды отразятся другие…
Пространство вокруг – все холмы, озеро, бесконечное небо над головой – внезапно сжалось в крохотный миг, исчез ветер, и стало очень жарко и тесно, и все же недостаточно тесно. Пальцы Энджела коснулись застежки плаща Лаис и… остановились.
– Не здесь, – негромко произнес Фламбар, оторвавшись от ее губ.
– Энджел! – Лаис сама потянулась к застежке. Ей абсолютно все равно было, что они на берегу озера, что под ногами мерзлая земля, что дует ледяной ветер.
– Нет, – твердо сказал фехтовальщик. – Не здесь, Лаис. Вы слишком драгоценны, чтобы подвергать вас опасности простудиться. К тому же, – его глаза заискрились лукавым весельем, – джентльмен никогда не позволит себе так поступить с леди. Мой здравый смысл победил. Поэтому мы едем в Джиллейн-Холл. Однако прежде, – он вновь стал серьезным, – я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, Лаис. Никаких надежд на будущее я не могу вам дать. Чтобы между нами не было недомолвок и недопонимания, я хочу все объяснить сразу. Мне требуется время, чтобы понять снова, кто я и что делаю на грешной земле. Я не желаю оставить вам несбыточную надежду и тем самым разрушить вашу жизнь.
– Вы слишком много о себе думаете, Фламбар. С вами или без вас, моя жизнь не будет разрушена. – Она надеялась, что слова прозвучали уверенно и правдиво. На самом деле Лаис понимала, что жизнь ее уже разрушена. Что все рухнуло в тот самый момент, когда он вошел в ее дверь и протянул рекомендательное письмо. Кто бы он ни был – учитель фехтования или сын герцога, – он все равно не для нее.
– Слова истинно мудрой женщины. – Он снова заулыбался. – Простите. Я привык к тому, что тонкая женская душа способна порваться от одного неясного намека. Будь вы юной девушкой, я никогда не решился бы на подобный разговор и подобные действия и держался бы в стороне. Однако с вами, Лаис, я могу теперь оставаться честным.
– В данном случае лучше таковым и быть, вы правы, – кивнула она, оправляя юбки.
– Рад, что вы понимаете меня.
– Не так, как мне хотелось бы.
– Никаких иллюзий, верно?
– Никаких. – Она вновь потянулась к его губам. – Но то, что вы можете мне дать, я у вас заберу. Я, знаете ли, практичная деревенская женщина.
Это, конечно же, было против всех правил приличия. Никто не знал, что Лаис столь грубо их нарушает. Никто не должен знать. И тем не менее графиня помнила об осторожности, когда глубокой ночью Энджел пришел к ней в спальню.
Лаис еще никогда не занималась любовью в этой постели. С Робертом они делили его спальню. Сюда, в комнаты графини, Лаис переехала после смерти мужа. Так что Роберта или его тени здесь не было. Были только она и Энджел.
Он пришел без свечи, в ночной темноте и тишине, ангел в белоснежной рубашке. Лаис откинула одеяло, приглашая лечь рядом.
Энджел лег и притянул ее к себе. Его руки были теплыми, даже горячими, несмотря на то что он только что прошел по холодным коридорам. Его ровное дыхание заставило Лаис успокоиться. Ее сердце перестало биться, как канарейка в петле птицелова.
Это было так легко и естественно, что казалось просто нереальным. Его руки и губы без сомнений и колебаний находили те тайные точки, прикосновения к которым заставляли Лаис вскрикивать от невыносимого наслаждения. Она смело отвечала на ласки, с восторгом замечая его отклик.
Лаис была рядом с ним и не знала, не представляла, за что ей даровано это чудо. Впрочем, чудеса даются ни за что – просто потому, что ты живешь и веришь в них. Быть вместе – так непросто и так удивительно правильно. Хотя бы на несколько часов, если большего не дано. И то, что казалось малым, вдруг становится целой вселенной, в которой существуют только двое. Только она и Энджел.