Шерри Томас - Ночные откровения
– Да, конечно.
В гардеробной лежали целые горы ночных рубашек: льняные, фланелевые, шелковые, из мериносовой шерсти, и все белые.
– Я возьму вот эту, – жена схватила первую попавшуюся из ближней стопки.
– Но ты же больше ни одной не потрогала. Вот, пощупай.
Вир одно за другим втискивал ей в руки ночные одеяния, приправляя сопутствующими рассуждениями о качестве и плотности ткани. Вскоре они стояли по колено в отвергнутых сорочках, и маркиз протянул жертве очередную.
Это был шелк: блестящий, гладкий, роскошный шелк, ради которого две тысячи лет назад стоило преодолеть весь путь из Чанъаня в Дамаск[45].
– Такая мягкая, – негромко заметил мужчина, – как твоя кожа.
Элиссанда нервически сжала рубашку.
– Так я могу взять эту?
– Конечно, бери. Долго же ты выбирала.
Но так просто ей от него не уйти. Вир заставил жену разжать пальцы: чтобы не мялась ткань, взял за руку и провел подушечкой большого пальца по ладони. Одарив Элиссанду одной из глупейших своих улыбок, маркиз вздохнул:
– О, да, такая же чудесная, как мне припоминается.
И припоминается, и припоминается…
Вира осенило, что этой забавой он истязает единственно самого себя.
Отпустив безвольную руку, он отступил.
– Что ж, теперь уходи.
Элиссанда посмотрела как-то нерешительно, но маркиз начал расстегивать ремень на брюках, и больше подгонять не потребовалось – жена поспешно ретировалась.
Глава 13
Холбрук щеголял подбитым глазом.
При виде следов справедливого возмездия Вир не смог сдержать улыбку.
– Итак, леди Кингсли, появившись в Лондоне, не преминула нанести тебе визит?
Собеседник осторожно потрогал синяк.
– Лучше бы она поручила это тебе. Ты бы покарал меня помягче.
– Что да, то да, – Вир подвинул по столу похожую на сигарету форму со слепком, снятым в Хайгейт-корте. – Мне нужен такой ключ.
Агенты сидели в клубе «Уайтс», расположившись как можно дальше от эркерного окна. Членам одного клуба, даже шапочно знакомым, вполне позволительно поужинать вместе, но демонстрировать встречу прохожим на Сейнт-Джеймс-стрит не было нужды.
– А что он открывает? – поинтересовался Холбрук.
– Кое-что, принадлежащее Эдмунду Дугласу.
Пряча слепок в карман, Холбрук хмыкнул.
– И что ты выяснил, навестив знакомых миссис Уоттс?
– Что Дуглас, скорее всего, убил ее.
– Собственную двоюродную бабку?
– Не думаю, что она приходилась ему двоюродной бабкой, – заметил Вир, отрезая кусочек от телячьей отбивной. – Более того, вряд ли наш подследственный – Эдмунд Дуглас.
– Где же тогда настоящий Дуглас? – приподнял бровь Холбрук.
– Предположительно? Тоже убит.
– Ты подозреваешь дядю жены в тяжких преступлениях.
– Я исключительно почтительный родственник. – Ах, если бы покойный маркиз был еще жив. «Я женился на племяннице убийцы, отец мой. Подходящая пара, вы не находите?» – Как подвигаются дела у твоих дешифровщиков?
– Успешно, но код еще не взломали.
Вир нисколько не сомневался, что власти рано или поздно арестуют Дугласа: петля все туже затягивалась на шее подозреваемого, к тому же сейчас его внимание было настолько отвлечено бегством домочадцев, что негодяй и представления не имел, как слой за слоем раскрывается его тайная жизнь. С профессиональной точки зрения, спешить было некуда. По факту вымогательства пока ни один торговец не изъявил готовности сотрудничать с полицией. А если предъявить мерзавцу обвинение в убийстве, то на поиски старых знакомых подлинного Эдмунда Дугласа, которые пожелали бы явиться из Южной Африки в Англию для дачи свидетельских показаний, понадобится время.
Однако пребывающий на свободе мнимый Дуглас способен на новые злодеяния. Когда он обнаружит, что Виру не так-то просто причинить вред, то, без сомнения, перекинет свое внимание на жену и племянницу. Уходя из дома, Вир не пылал нежными чувствами к супруге, но обида на интриганку не снимала с него ответственности за безопасность Элиссанды.
– Я хочу, чтобы ты лично взялся за это, – обратился маркиз к собеседнику.
Тот считался одним из лучших дешифровщиков в стране, если не в мире. Подобно леди Кингсли, Вир интуитивно чувствовал, что закодированный документ скрывает нечто, дающее возможность арестовать Дугласа без промедления.
Холбрук, наверняка подметивший нетерпение маркиза, откинулся на спинку стула.
– Да ну, лорд Вир, вы же знаете, как я ненавижу заниматься умственным делом.
Разумеется, на безвозмездную помощь коллеги рассчитывать не стоило.
– И что ты хочешь?
– Помнишь, я упоминал о шантаже некоей особы королевской крови? – ухмыльнулся Холбрук. – Мне до сих пор требуется надежный, первоклассный агент, чтобы вытащить упомянутую особу из беды. Но поскольку ты, как ярый республиканец, и пальцем не шевельнешь ради монархии, я не смел предлагать тебе эту миссию.
Вир вздохнул. В обычных обстоятельствах он бы отказался: помощь никчемным королевским родственникам не расценивалась маркизом как достойная трата сил. Но на сей раз придется этим заняться – хотя бы для успокоения собственной совести, все еще грызущей Вира из-за того, что сегодня он столь злорадно подставил жену под удар.
– Так что мне следует знать?
* * * * *
Шантажиста звали мистер Бойд Паллисер. Согласно сведениям Холбрука, Паллисер, не поладив с некоторыми невоспитанными членами общества, тревожился за свою безопасность. Его дом был тщательно защищен от возможного вторжения, и попасть внутрь можно было единственным способом – вместе с хозяином.
– Надо проиграть ему достаточно денег, чтобы он пригласил тебя к себе. Там напоишь его до потери сознания и улизнешь вместе с товаром – кстати, записи карточной игры тоже прихвати, – предложил Холбрук.
– Вот бы тебе хоть раз претворить собственные идеи в жизнь, – закатил глаза маркиз. – Мне не по душе выпивка.
– Что за чушь – да ты слона перепьешь!
В юные, а затем и молодые годы Вир мог перепить без особого для себя вреда целое стадо слонов. Но теперь его печень была более восприимчива к излишествам.
Однако за неимением времени другого способа не оставалось.
Уйдя из клуба, Вир разыскал Паллисера в одном из его излюбленных игорных заведений, и, в конце концов, поздним вечером удостоился приглашения в дом шантажиста в Челси. Это стоило маркизу бешеного проигрыша, выпитого рома в количестве, достаточном для плавания «Кампании»[46], и идиотских выходок, шокировавших его самого.