Тамара Лей - Проклятие любви
Будущее. Рыцарь знал, что плод их наслаждения имеет горький привкус. Он никак не мог выбросить из головы предупреждение брата. Максен вздохнул — Кристоф мудр не по годам, но именно поэтому юноша не захотел стать хозяином Этчевери, понимая, что из него получится слабый барон, ибо у него слишком доброе сердце…
Перед рыцарем внезапно выросла Райна. Господи, в каком она была виде — спутанные волосы, хмурое, покрытое пятнами лицо, испачканная раствором одежда, которую можно было только выбросить.
— Оставь нас, — приказал он стражнику.
Они остались наедине с Райной. Этого Максен хотел давно, с того дня, когда увидел, как она переворачивала перину.
С трудом поднявшись с кресла, норманн подошел к ней и приподнял ее подбородок. Только сейчас он заметил желтое пятно, оставшееся после синяка под левым глазом.
— Кто-то ударил вас?
Девушка непроизвольно подняла руку, чтобы коснуться больного места, но тут же опустила:
— Небольшие разногласия.
Лорд ощутил праведный гнев — кто посмел испортить такую чудную кожу?
— Кто?!
Она хотела было солгать, но передумала:
— Саксонка по имени Лиган, с которой я дралась и которую победила.
Женщина. Победила ее Райна. Максен почувствовал странную гордость за эту маленькую победу. Но приходилось думать о сделке с дьяволом в лице белокурой красавицы.
Глядя в пустые, как ему сначала показалось, глаза, где все-таки разглядел искорки, он проговорил:
— Сейчас допрашивают саксов.
Девушка растерянно заморгала, и выражение удивления на лице сменилось подозрением:
— Зачем? Я думала, что наш уговор все решил.
Райна повернула голову, освободившись от его руки, державшей подбородок. Рыцарь пожал плечами:
— Я должен знать.
— А если выяснится, что они все еще верны Эдвину? — резко спросила она, и в глазах ее вспыхнули искорки.
— Тогда их ждет заслуженная кара, — норманн пристально глядел на девушку, пытаясь, однако, прикоснуться к ней. — Они будут утром повешены.
При этих словах он ощутил ее ненависть. Райна повернулась и вышла из комнаты. Но Максен бросился за ней и схватил за руку:
— Куда вы идете?
«Боже, как она прекрасна, — подумал мужчина. — Даже грязь и раствор не могут этого скрыть». Узница подняла на него глаза:
— Мое место рядом со своим народом. Я не понимаю, зачем вы привели меня сюда и тратите время.
— Значит, вы передумали? Вы не сдаетесь?
— Сдаваться? — задохнулась саксонка. — Ради чего?
— Ради своих соплеменников.
Райна презрительно рассмеялась:
— Я не получила ничего от вас, стало быть, и вам не должна.
— Как же? Получили!
Лицо ее выражало одновременно и смущение, и гнев:
— Вы говорите загадками, Максен Пендери. Я сдалась ради спасения пленников. Вы же не выполняете условий нашей сделки.
— Если саксы виноваты, то их участь плачевна. Я сделаю то, что задумал, когда зашел в их жилище. Если они невиновны, то я выполню то, что намеревался, когда уезжал в Блэкстер.
Рыцарь убедился, что Райна, наконец, поняла его. По лицу мало что можно было прочесть, но в ее глазах он разглядел нерешительность:
— Наши условия были не совсем такими.
— Не помню, чтобы я на что-то соглашался.
— Вы прекрасно знаете, что я предложила себя в обмен на кое-какие права, — вырвалось у нее.
— Да, — согласился рыцарь, — глупец тот, кто меняет жизнь на плотские утехи. Ну, Райна, неужели вы так мало верите своим людям?
Саксонка выпрямилась во весь рост, но ей все равно пришлось поднять голову, чтобы заглянуть в его глаза:
— Норманны верят в то, во что им хочется верить, — произнесла она сквозь зубы, — но не правде.
Не желая втягиваться в бесполезный спор, Максен спросил:
— Вы принимаете мои условия, Райна?
Он все прочитал в ее глазах.
Недолго думая, Пендери наклонился и впился в ее губы. Она не ответила на поцелуй, и мужчина понял, что так в ней страсть не зажечь. Этим он займется потом, а пока насмешливо произнес:
— Вы, должно быть, чувствуете себя девственницей, которую приносят в жертву, — и оттолкнул ее. — Но вы ведь не девственница, а, Райна?
Она промолчала, стиснув зубы, а желваки заходили на скулах. Отпустив ее, рыцарь уселся в кресло:
— Можете раздеваться, — небрежно бросил он.
Саксонка вздрогнула всем телом, и это могло показаться комичным, однако норманн ничего подобного в этом не видел. Пендери не хотел напугать ее дерзким требованием, задевающим девичью гордость. Эти слова вырвались у него как-то непроизвольно.
— Я велел приготовить для вас ванну. Можете надеть мой халат, пока вода не нагреется, — он кивнул на сундук, где лежала одежда.
У нее отлегло от сердца. Она спокойно подошла к сундуку и коснулась халата из тонкой ткани. Потом, поглядев искоса на мужчину, начала развязывать пояс платья. Максен наблюдал, как гостья снимала верхнюю одежду, а когда она дошла до нижней, встал и, с трудом сдерживая желание сжать ее в своих объятиях, отошел к ширме:
— Принимайте ванну и готовьтесь… а я приду позже.
Ему хотелось глядеть и глядеть на нее, но он вышел и попросил принести эля.
В смятении Райна уставила взгляд в ширму, не чувствуя облегчения от того, что осталась одна. Почему он то наслаждается ее позором, то уходит. Конечно, он вернется, и она с долго хранимой девственностью простится. Ее ждет участь, о которой ей говорила Лусилла. Она отдаст себя в опытные руки Пендери, а завтра тот назовет ее своей любовницей. Видно, предостережение Доры сбудется. И жертва окажется напрасной: ее соплеменники могут умереть… а их незаконная связь приведет к рождению ребенка. «Господи, только не незаконнорожденный ребенок, — обращалась девушка к Богу, — лучше бы мне остаться бесплодной».
Воду принесли в тот самый миг, когда первая слезинка скатилась по щеке. Смахнув ее, девушка поспешно отвернулась от служанок с ведрами. Сняв рубашку, она села в теплую воду. Со дня побега из Этчевери, когда за нею погнался Томас, саксонка не купалась. Не думая об ужасах, ждущих ее ночью, Райна отдалась ощущению блаженства. Теплые струи обнимали ее, как руки… Руки кого? Любовника? Максена? Нет, они обнимали, как руки отца, точнее, матери, у которой она всегда искала утешения. Это не были руки врага. А Максен Пендери навсегда останется ее врагом.
Проклиная и себя, и его, девушка сперва вымыла волосы, затем принялась тщательно тереть кожу, которая приобрела от въевшейся грязи серый оттенок, терла, мыла… тело порозовело, а кожа горела. Несколько минут она лежала, прислонившись к краю огромной лохани. Закрыв глаза, старалась приготовиться к предстоящему испытанию, к боли, ожидающей ее утром. Да, именно к боли — так говорила ей мать, когда саксонка собиралась выйти замуж за Эдвина два года назад. Новая пора в жизни любой девушки, которая становится женщиной, сопровождается болью, кровью и, возможно, удовольствием. Возможно…
