Дженис Лэйден - Нечаянная страсть
Роан понял, что этой ночью ему не уснуть, но вовсе не от холода. Хотя конь мчался домой во весь опор, это не охладило взбудораженного виконта и ничуть не умиротворило его. Образ Морайи в тонкой ночной рубашке неотступно преследовал его. Проклятие! Роан в третий раз взбил подушку. Уезжая из Уикема, он огромным усилием воли заставил себя ограничиться одним поцелуем. Виконт до боли желал ее. Но более всего его тревожило то, что мечты о Морайе не ограничивались постелью. Он жаждал ее общества, и именно это разрушило все его планы. Роан не находил себе места.
Он позволил барону отыграться, вернуть утраченное! Падения Лэндонов, которого он ждал долгие годы, не будет. Он… осквернил память своих родителей, запятнал их честь ради спасения собственной чести. А виной всему недостойная сделка, с Морайей.
О проклятие! Роан снова взбил подушку. Нет, сделка тут ни причем. Пора признаться себе, что он совершил это ради Морайи. Ему пришлось удовлетворить просьбу девушки, в которой он отчаянно нуждается. Виконт рывком сел на кровати, свесил ноги и запустил пальцы в волосы. Что она с ним сделала? В этот вечер, едва увидев ее, Роан почувствовал, как его холодность исчезает, а вместе с нею и ненависть к Лэидонам. Да и кого, в конце концов, ему ненавидеть? Шестой барон давно умер, а отец Морайи – просто жалкий человек. Тэсс – невинная девушка, а Морайя… Морайя… Виконт тяжело вздохнул и поднялся. И чем только она околдовала его? Так или иначе, но девушка явно свела Роана с ума. Теперь он не позволит себе спать с ней, а между тем она отказалась выйти за него замуж. «Вот и прекрасно! – сказал себе виконт. – Я не могу жениться на женщине из семьи Лэндонов!»
Не отдавая себе отчета в своих действиях, Роан, надев халат и туфли, подошел к двери. Казалось, какая-то неведомая сила неудержимо влекла его в гостиную. Вернувшись от Лэндонов, он почему-то не зашел в эту комнату, тогда как именно здесь к нему неизменно возвращались ярость и жажда мести. Вероятно, потому, что в простенке между двумя огромными окнами висели портреты его матери и отца. Роан знал каждую деталь этих портретов, написанных в полный рост. Он помнил их всю жизнь, со времен своего одинокого, трудного детства.
Отец – красавец аристократ и прелестная улыбающаяся мать в пенившемся кружевами розовом платье. Но, посмотрев на эти портреты сейчас, при свете раннего утра, Роан нахмурился. Как ни странно, он впервые заметил, что отец гораздо старше матери. Виконт и прежде знал об этом, однако сегодня сердце его болезненно сжалось. Родителей разделяли, по меньшей мере, двадцать лет – портреты не лгали. Роан пристально смотрел на отца, на его тронутые сединой виски, на мелкие морщинки вокруг глаз, но видел нечто еще. В его темных глазах и в очертаниях рта чувствовалась неколебимая твердость? Старшие часто говорили Роану, что он похож на отца, и теперь он спрашивал себя, унаследовал ли от него эту суровость – увы, не слишком привлекательное качество. А его мать – о, она была само очарование! Какой доброй и нежной изобразил ее художник! Все в ней дышало мягкостью – и голубые глаза, и изящные линии рта. Внезапно подумав о том, сумел ли отец оценить любовь матери и отвечал ли взаимным чувством, Роан пришел в глубокое смятение.
И тут же его мысли обратились к Морайе, тоже мягкой и нежной. Тогда Роан спросил себя… Да будь все проклято! Виконт вдруг осознал, что, не будь эта девушка из семьи Лэндонов, он немедленно повторил бы свое предложение.
Глядя на родителей, Роан чувствовал такой стыд и вину, словно предал их. Он не может. Он действительно не может.
Однако, выходя из комнаты, виконт с ужасом понял, что его гнетущее чувство вины не связано с событиями прошлой ночи и последней недели. Нет, корни его уходили в далекое прошлое. А потом это ощущение покинуло Роана, и в душе осталась одна пустота.
Глава 20
– Брр! – прорычал Томас Лэндон, отведя в сторону руку с пустой кружкой. – Будьте вы прокляты, Финч! Что вы подложили в этот гнусный отвар? – Он откинулся на подушки.
– О, милорд, уж не хотите ли вы выведать мои тайны? Нет, готов побиться об заклад, что нет. – Финч взял кружку из слегка дрожащей руки барона и поставил ее на столик. – Зато теперь вы почувствуете себя гораздо лучше. Все хорошо. Вы велели разбудить вас рано, что очень необычно для вас, хотя вам и удалось поправить ваши дела сегодня ночью. – Финч откинул тяжелое стеганое одеяло и протянул руку за халатом барона, сшитым из прекрасного бургундского шелка.
– Я, видно, выпил лишнего, – пробормотал Лэндон, потянувшись рукой к виску. Боже, как у него трещала голова! Финч держал наготове халат, но барон даже не пошевелился. – Не сказал ли я, почему хочу встать рано, Финч? – тихо спросил Лэндон.
– Полагаю, вы намеревались повидаться со своим доверенным, – бесстрастно ответил Финч, выпрямившись и не выпуская из рук халат хозяина.
«Благослови, Господи, Финча, – подумал Лэндон. Всегда такой осмотрительный и большой мастер поторговаться при любой сделке. Незаменимый человек!» Что бы ни сболтнул Лэндон ночью о поверенном, он не сомневался: никто из слуг не выведает у Финча ни единого слова. Но сейчас барон более всего ценил в лакее то, что тот говорил тихо и не раздвинул шторы на окнах. Поэтому проклятый солнечный свет не хлынул в спальню. Лэндон взглянул на непроницаемого Финча и невольно улыбнулся. Этот педант, вероятно, простоит все утро с халатом в протянутых руках, если хозяин не соблаговолит подняться.
Пожалев верного и толкового лакея, Томас Лэндон наконец спустил ноги с кровати.
В гардеробной стояла благословенная тишина, пока Финч брил и причесывал хозяина, а потом смазывал его седые волосы какой-то особой помадой, с секретом рецепта которой никогда бы не расстался. Лэндон подозревал, что это один из таких же древних семейных рецептов, как и гнусный отвар, коим тот постоянно отпаивал его, или вонючая мазь, творившая чудеса с обшарпанными ботфортами. А вот запах помады доставлял Лэндону удовольствие. Ничего удивительного: обычное сочетание миндаля и розмарина, однако, принюхавшись, барон ощущал слабую примесь бараньего жира. Впрочем, барон сомневался, что, когда-нибудь узнает рецепт.
Когда Финч наконец отошел, удовлетворенный делом рук своих, Лэндон поднялся из-за туалетного столика и позволил лакею надеть на себя сюртук. Размышления над рецептами Финча уводило его от неприятных мыслей, связанных с конкретными делами, но барон понимал, что ему придется ими заняться, и притом весьма скоро.
– Знаете, старина, я сделал это, – тихо сказал Лэндон, пока Финч стряхивал воображаемые пушинки с его сюртука. – Я полностью отыгрался.
