Элизабет Бойл - Ночной соблазн
Тут леди Ратледж сразу стало не до смеха.
– Ты не осмелишься!
– Хотите пари?
Леди Уолбрук была уже совсем близко, и Рокхерст вдруг сообразил, что она тащит за собой одну из своих дочерей. Ту, которая дружила с мисс Уилмонт и его кузиной Мэри. Девчонку, по которой вздыхал Хастингс.
– Как, черт побери, зовут ее дочь? – спросил Рокхерст у тетки.
Леди Ратледж даже не взглянула на девушку.
– Леди Гермиона.
– Вы уверены?
– Разумеется. Весь сезон носит самый что ни на есть омерзительный оттенок оранжевого. Понятия не имею, почему она так к нему пристрастна. Цвет просто жуткий, но кто знает, что в голове у этих Марлоу! Безумцы. Все до единого.
– Хочешь предостеречь меня от увлечения леди Гермионой? – улыбнулся Рокхерст.
– К чему? Девчонка почти помолвлена с лордом Хастингсом.
– Какая удача! – воскликнула леди Уолбрук, прибывшая в шелесте лент и шорохе перьев. – Лорд Рокхерст… или, лучше сказать, мой дорогой лорд Просперо!
– Да… э… видите ли, леди Уолбрук… насчет этой постановки… боюсь, что…
– У вас нет необходимого опыта? – докончила она за него.
– Именно! – обрадовался граф.
– Ну конечно, – согласилась графиня. – Поэтому вам придется посещать репетиции, назначенные на следующие вторник и четверг. Днем, естественно. Будут поданы прохладительные напитки и легкие закуски. – Она потрепала графа по руке. – Не стоит бояться, милорд. После премьеры вы будете так же знамениты, как наш великий актер Кембл.
– Лично я считаю, что вы сделали прекрасный выбор, – добавила леди Ратледж.
Poкхерст послал в ее сторону уничтожающий взгляд, но, похоже, даже угроза получить новую роль не остановила тетушку.
– И познакомьтесь с Калибаном, – продолжала леди Уолбрук, широким жестом указывая на дочь, которая до этой минуты робко пряталась за матерью. – Моя дражайшая дочь, леди Гермиона.
– Калибан? – удивился Рокхерст, оглядывая Гермиону и чувствуя нечто вроде жалости к бедной девочке: очевидно, она чувствовала себя неловко в столь блестящем обществе.
– Э… да, – пролепетала она и закашлялась. Несчастная была так сконфужена, что даже не могла смотреть ему в глаза.
Но спасение было близко. Беда в том, что леди Гермионе, кажется, не слишком нравился спаситель.
– Леди Гермиона! – воскликнул лорд Хастингс, подходя к ним и беря девушку за руку: – Вот и вы! Я был вне себя от беспокойства, узнав, что вы нездоровы!
Девушка вымученно улыбнулась и пробормотала какую-то банальную любезность.
Лорд Хастингс поклонился матронам.
– Леди Уолбрук, позвольте мне пройтись с вашей дочерью по саду? Думаю, свежий воздух снова окрасит румянцем ее щеки.
– Как вы любезны, – выговорила леди Уолбрук, не слишком довольная тем, что ее дочь уводят. – Разумеется, идите. Но вы должны привести ее как можно скорее, потому что Минни и лорд Рокхерст должны ближе познакомиться перед репетициями моей новой постановки «Бури».
– Как! Вы снова набираете актеров! Для меня было бы огромной честью играть самую маленькую роль или хотя бы видеть леди Гермиону в роли Корделии!
– Корделия – это «Король Лир», – поправила леди Гермиона.
– О да! Как вы правы! – воскликнул лорд Хастингс. – Но какую бы мантию ни накинули, все равно будете сиять яркой звездой!
– Боюсь, барон, все роли уже разобраны, – сообщила леди Уолбрук. – Возможно, в будущем году. В этом же нашим ведущим актером станет лорд Рокхерст. – Леди одарила графа сияющей улыбкой и ловко вытолкнула вперед леди Гермиону.
Рокхерст мгновенно понял смысл происходящего. Тетушка Ратледж права. Леди Уолбрук пытается навязать ему свою бесцветную дочь.
Граф побледнел от ужаса.
И вспомнил предостережение Мэри в ночь бала в «Олмаке»: «Ты понятия не имеешь, что наделал…»
И теперь, когда леди Уолбрук надвигалась на него, подобно Испанской армаде, он ясно понял, что имела в виду кузина.
Однако усмотрел способ отделаться от назойливой особы.
– Возможно, вот он, ваш истинный Просперо, леди Уолбрук, – поспешно заметил Рокхерст, показывая на лорда Хастингса, явно готового принести себя в жертву.
Молодой барон залился краской и, просияв, объявил:
– Я не смею надеяться на столь великую честь, дражайшая графиня. И хотя от природы не наделен артистической натурой, все же уверен, что сумею сыграть Просперо.
Леди Уолбрук недовольно поджала губы:
– Лорд Хастингс, этому не суждено быть! Но если вы так настаиваете, может, вы согласитесь стать нашим Фердинандом – светом сердца Миранды? Я думала взять на эту роль своего сына Гриффина, но последнее время он кажется мне крайне ненадежным.
Хастингс восторженно уставился на леди Гермиону, лицо которой отчего-то приобрело оттенок ее платья.
– Да, из вас выйдет превосходный Фердинанд, – постановила леди Уолбрук, задумчиво похлопав веером по губам.
Барон поклонился и принялся бормотать какую-то бессмыслицу насчет давней мечты выйти на сцену, однако леди Гермиона почти волоком потащила его прочь.
Будь Рокхерст более наблюдателен, заметил бы, как она украдкой бросила на него взгляд. В зеленых глазах светилась отчаянная любовь к человеку, который так ее и не узнал.
Но он лишь поклонился дамам и, извинившись, растаял в толпе, в поисках коварной плутовки в практичных туфлях.
– Лавиния, дорогая, что с тобой случилось прошлой ночью? – выпалила мисс Пейшнс Дьюмон, подходя к подруге. – Перпетуа слышала, как леди Ратледж рассказывала леди Боксли, что она считает, будто ты могла… ну… – Она понизила голос до громкого шепота. – Могла слишком много выпить.
Мисс Лавиния поежилась, поскольку не слишком хотела обсуждать события прошлой ночи, не говоря уже о пережитом ужасе, каковым ей казались объятия мистера Харви Хериота. Третьего сына, не больше и не меньше!
– Как, по-твоему, платье безнадежно испорчено? – не унималась Пейшнс. Очевидно, ее не слишком беспокоило то обстоятельство, что подруга могла перебрать с вином. – Ты так внезапно уехала с бала, что потом мы никак не могли вспомнить, что это было: зеленый атлас или голубой креп, и мне оставалось только молиться, чтобы пострадал не зеленый атлас, тем более что мы помогали тебе подобрать нужный оттенок…
– Заклинаю вас, мисс Дьюмон! Пожалуйста, ни одного слова о вчерашней ночи! – взвизгнула Лавиния тоном, так отличавшимся от ее обычного, спокойного и сдержанного.
Нужно отдать ей должное: она сразу опомнилась и постаралась взять себя в руки. Не стоит устраивать еще одну сцену! Мать придерживалась того мнения, что ей вообще не следует ехать на прием после скандала на балу Терлоу. Однако Лавиния, унаследовавшая от папаши коммерческую жилку, заявила, что не собирается прятаться от общества. Такая, как она, на голову выше жалких сплетен. Правда… правда, для того чтобы вернуть прежние позиции, ей понадобятся верные союзники.
