Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина
— Тяжело было Господу нашему нести свой Крест на Голгофу, — сказал он, глядя немного в сторону, в проем бокового окошка, где сквозь вязь решетки синело летнее небо. — Но легче ли было Деве Марии отпустить Сына в жестокий мир, дабы осуществил он предначертанное ему? Не привязать к себе, не запретить силой своего материнского слова?
Отец Сергий вздохнул и обвел взглядом свою паству. Аксинья Суворина смотрела на него с такой надеждой, будто в его власти было сейчас вернуть ей мужа и кормильца Никиту Суворина, который по субботам обычно напивался и бродил по улицам Любима, нарываясь на драку.
Глазами, полными надежды, смотрели на него и матери, отдавшие своих сыновей войне и теперь готовые к проклятию больше, чем к смирению.
— Вот и нам тяжело, дорогие мои, отпускать детей на ратный труд, чтобы в тревоге считать дни до их возвращения, а то и теряя всякую надежду, получая горькую весть. Но давайте же будем мужественны и не станем роптать. Будем смиренно молиться и помогать тем, кому тяжело. Возьмем свой крест и понесем его следом за Христом…
В храме стало так тихо, что слышно было, как шипит раскаленный воск свечей. Несколько секунд никто не смел пошевельнуться. Все знали, что отец Сергий говорит сегодня не по долгу службы или велению многолетней привычки, а всем сердцем своим. Два его сына — Владимир и Алексей — сейчас на фронте, а третий сын отправляется туда же в составе военного госпиталя.
— Чем же мы, мирные жители городов и весей, при наступивших событиях можем содействовать царю нашему и православным воинам и Отечеству? Самое важное, для всех близкое и могущественное средство к сему — это молитва. Она сильнее всякого оружия вещественного. Молитесь неустанно за живых и за мертвых. И да пребудет с вами Господь. Аминь.
Горожане чувствовали сейчас, что он — как они сами, и были благодарны ему за это.
И только когда священник повернулся и направился к Царским вратам, кто-то вздохнул глубоко, кто-то, шаркая сапогами, подошел к иконе. Возобновилось движение.
Сняв облачение, отец Сергий вышел на крыльцо храма и сразу увидел Асю. Девушка стояла у рва и смотрела в сторону кладбища.
Отец Сергий подошел.
— Здравствуйте, батюшка. А я вас дожидаюсь.
— Догадался. Соскучилась, стало быть?
— Соскучилась.
— Ты к нам не заходила?
— Нет еще…
— Ну так пойдем, матушка обрадуется. Наших-то нет никого. Мария в Ярославле, экзамены сдает. Ванятка в Сергиев Посад подался, на богомолье. Мы с матушкой одни теперь.
Ася не спросила про Алексея, а отец Сергий не сказал. «Знает?» — подумалось Асе.
— Ну а ты что же, работаешь?
— Работаю, батюшка.
— Довольна ли?
Ася замялась на миг. А потом сказала:
— Довольна. Только скучаю немного…
Она не соврала. Все в Буженинове устраивало ее, кроме навязчивого общества Юдаева. Он считал своим долгом появляться в местах их с Лизой прогулок, и обед за общим столом превратился для Аси в сущее наказание. Но она не стала рассказывать об этом.
Отец Сергий вдруг остановился, повернулся к ней и, нажав указательным пальцем на кончик ее носа, хитро проговорил:
— Молодые девицы должны выходить замуж! «Знает! Наверное знает. И что обо всем этом думает?»
— Ну не все же выходят замуж? Вот Зоя Александровна…
— Э, девица, равняй! У Зои Александровны батюшка жив был. А ты одна!
— Я… я, конечно, когда-нибудь выйду замуж, — возразила Ася. — Но ведь сначала полюбить нужно человека.
— А можно и наоборот! — живо возразил священник. — Сначала выйти, а уж потом полюбить. Так-то оно вернее будет.
— Но разве так бывает? — усомнилась Ася. — Вот вы сами, батюшка, разве Александру Павловну до свадьбы не любили?
— «Любили», — передразнил священник. — Любили мы уже потом, когда деток вместе поднимали, дом обустраивали, помогали друг другу. А поначалу… Присмотрел я ее, поняла?
— Как это?
— Обыкновенно и присмотрел. В семинарии ведь как? Хочешь в храме служить — женись. Волей-неволей нужно невесту присматривать. А она — сама дочка попа деревенского, толковая, в строгости воспитанная, аккуратная. Образованная к тому же. Я все учел, милая моя. И не прогадал. Вот как мужчина-то умный женщину присматривает. Я и сыновей своих так же наставляю. Жениться надо раз и навсегда, и выбирать так, чтобы не жаловаться потом!
Подошли к дому Вознесенских. Матушка Александра работала в саду. Увидев гостью, улыбнулась приветливо. У Аси от сердца отлегло. Что ж, если и знает — не сердится, что она Алешке отказала.
Сели завтракать на открытой веранде.
— Мы вот с Асей все о любви рассуждали, — хитро сверкнув глазами, сказал отец Сергий.
— Что ж, хорошая тема, — уклончиво откликнулась хозяйка.
— Не верит девица, что ты, матушка, за меня без любви пошла!
— Отчего же без любви? — серьезно возразила матушка Александра.
— Али любила? — прищурившись, вопросил супруг.
— Как не любить? Профиль-то у тебя орлиный был. Так и пронзал глазищами. А сам серьезный… Просто патриарх будущий!
— Вот те раз! — расхохотался отец Сергий. — Вот так попадья! Я с девушкой благочестивые беседы веду, на путь истинный наставляю, а она, проказница, сказки о любви распускает!
— Да ну тебя, — отмахнулась супруга.
Но отец Сергий не унимался:
— Профиль ей мой приглянулся! Слово-то какое нашла!
У Вознесенских Ася отогрелась душой. Уходила тихая, задумчивая. Отец Сергий проводил ее до моста, постоял, глядя, как она удаляется по качающимся доскам.
Он нарочно не заговаривал с девушкой о сыне. Сердит был на отпрыска. Ну что за сватовство тот устроил! Смех один. Вот если бы открылся родителям, да благословения попросил, да доверил это дело отцу, а не брату неопытному! Все вышло бы по-другому.
То, что с ранних лет Алешка неравнодушен к этой девочке, они с матушкой замечали. И меж собой посмеивались над сыном. Тот, малец, злился на себя за слабость — надо же, влюбился в девчонку! И от этой злости на самого себя, стремясь быть похожим на старшего брата, который казался занятым только сугубо мужскими увлечениями — охотой, рыбалкой, — Алешка всеми способами стремился вытравить в себе свою слабость, обижал девочку, а потом сам же и страдал.
Алешка горячий, наломал дров. Да и взрывной — сразу вспылил, закрылся. Рапорт подал на фронт. Мать просила, чтобы хоть к брату Владимиру поближе попросился, а он, дурачок, уперся: «Куда пошлют!»
Одно оставалось отцу: молиться.
По вечерам после службы, оставшись в храме один, он молился всем святым воинам, клал земные поклоны бесчисленные.
Только лишь образа, освещенные дрожащим светом восковых огарков, видели отца Сергия таким: смиренным, покорным, просящим.
