Шань Са - Александр и Алестрия
Моя тетя не уходила от костра, пока не погасла, сверкнув на прощание, последняя искорка. Она решила остаться ради меня, чтобы довести дело до конца, научить меня беззвучным молитвам, отвечающим на зов Ледника. А потом наступило утро, когда она ушла и бесследно исчезла. Танкиасис отправилась к звездам и воссоединилась с Талаксией, оставив мне в наследство загадку: что есть любовь? Клятва, принесенная душой? Песня, у которой нет ни вкуса, ни цвета, ни мелодии, околдовывающая живых и мертвых?
Дитя мое, ты унаследуешь терпение Танкиасис, которая собственноручно сшила всю мою одежду, и силу Талаксии, посадившей меня в седло своей лошади. Не знаю, радуются ли души там, наверху, среди дождя, ветра и раскатов грома? Плод их любви созрел и теперь вынашивает плод своей любви с царем воинов. И ты, дитя мое, подаришь миру новую жизнь, чтобы племя любовников вечно обитало на Земле.
Ания боится любви и страдания, но она поможет тебе появиться на свет. Она воспитает тебя, и ты станешь звать ее тетей. Она откроет тебе секреты амазонок, а ты научишь ее любить костер, высокий и жаркий, как Ледник.
Ты будешь сильным, храбрым и пылким, как твой отец, дитя мое. Ты будешь спокойным, рассудительным и вдохновенным, как твоя мать. Когда твои родители состарятся, ты поведешь за собой армию и продолжишь прокладывать дорогу в мир, где нет дорог. Тебя увенчают лавровым венком победителей, ты будешь говорить на языке воительниц. Ты будешь тигром и птицей, царем и царицей.
Дитя мое, я жду тебя! Твой отец сгорает от нетерпения! Тысячи мужчин и женщин уже чествуют тебя! Ты толкаешься. Бьешь ножкой, причиняя мне боль. Наносишь удары кулачками и головой.
Дитя мое, ты скачешь, кусаешься, разрываешь мою плоть!
Ты торопишься родиться. Спешишь укрыться в объятиях отца, стать солдатом и встретить свою царицу.
Дитя мое, я хочу, чтобы ты получил все богатства мира. Хочу, чтобы ты жил жизнью воина. Пусть все птицы и все лошади будут твоими.
Когда сила покинет нас, когда Александр и Алестрия рука об руку уйдут к звездам, где их ждут души героев, ты станешь нашим пламенем, нашими ушами и глазами.
Спи, дитя мое, спи, Александрий. Пусть тебе снятся хорошие сны, пусть будет добрым твое пробуждение! Спи, дитя мое, ты станешь повелителем степей, лесов и долин или царицей островов, пустынь, рек и океанов.
Спи, дитя мое, спи спокойно. Я молюсь, чтобы бог Льда послал тебе красивую жену.
В глубине ночи руки и ноги женщины дергаются, как щупальца. Ее лоно раскрывается, как плотоядный цветок, и медленно извергает голову, руку, ногу. Новая жизнь выплывает в мир, омытая кровью. Я погружаю руку в густую алую жижу, вылавливаю белый стебелек пуповины, ищу нож, чтобы перерезать ее, но он выскальзывает из пальцев. Ребенок запутывается в пуповине, хищная веревка душит его.
Я проснулась в слезах. Я, Ания, ненавидела ремесло повитухи! Я была отвратительна сама себе — мне пришлось увидеть множество рожающих женщин, чтобы потом помочь моей царице! Амазонки были правы, отказавшись от этого неблагодарного предназначения. Почему Алестрия упорствовала в желании дать царю наследника, когда множество женщин при дворе Александра готовы были сделать это для нее? Зачем вела бессмысленное сражение, а не положилась на опытных матерей, способных выиграть битву для нее?
В шатер ворвалась одна из дочерей Сиберии.
— У царицы начались роды! — выкрикнула она.
Я вскочила и босиком помчалась к шатру. Алестрия лежала на ковре в разорванной тунике, сотрясаясь в жестоких конвульсиях. Она билась, стонала, пыталась приподняться и снова опрокидывалась на спину.
Я приказала развести огонь и вскипятить воду. Две крепкие девушки удерживали Алестрию за руки, две другие — за ноги. Царица кусала подушку, чтобы заглушить крики. Пот заливал ее тело, лицо перекосилось от боли. Я осмотрела царицу, заметила вытекавшую между ног струйку крови, но ребенок пока не мог выйти наружу.
Рассвело. Кровотечение унялось, но боль не отступала. Царицу била дрожь. Глаза ее были полны слез. Весь город уже знал о случившемся. Женщины окружили шатер, солдаты собирались группами, их командиры то и дело по очереди подходили ко мне, чтобы поинтересоваться, как идут дела. Я отмахивалась и никому не позволяла войти. Несколько дней назад Александр стремительно покинул лагерь. Никто не знал, где он и когда вернется. В отсутствие царя все мужчины казались мне подозрительными. Я, Ания, расставила вооруженных амазонок вокруг шатра, чтобы защитить Алестрию.
Приглушенные крики царицы разрывали мне сердце. Время от времени она теряла сознание. Лучшая придворная повитуха пришла, чтобы помочь мне. Она долго ощупывала живот царицы, а потом вынесла приговор: чтобы спасти ребенка, нужно убить царицу. Выживет либо мать, либо наследник.
Если кому-то суждено выжить, это будет моя повелительница. Я выкинула сумасшедшую ведьму из шатра.
Солнце клонилось к закату. Чудовище внутри Алестрии выбилось из сил, и она получила передышку. Я вымыла царицу, одела в чистую тунику. В середине ночи судороги вернулись, снова открылось кровотечение. Растерзав подушку в клочья, Алестрия потребовала, чтобы ей принесли простыню из сурового полотна. Она так кричала, что сорвала голос. Я рухнула рядом с ней и предалась молитве. Где ты, бог Льда? Спаси Алестрию! Спаси мою царицу! Возьми мою жизнь, по спаси ее!
Ночь сменилась днем. Моя повелительница больше не кричала. Она задыхалась.
Птолемей привел могущественного колдуна, служившего индийским правителям. У него были морщинистое лицо и выпученные желтые глаза. Тяжелые алмазные серьги оттягивали мочки к плечам, золотые браслеты с рубинами украшали тощие руки. Из одежды на нем была только длинная, задрапированная вокруг бедер юбка. Он напоминал старуху. Колдун осмотрел Алестрию и сказал, что может спасти мать.
— О да, спаси царицу! — воскликнула я. — В награду ты получишь от Александра десять колесниц браслетов и серег, только прогони смерть из этого шатра.
Колдун бросил в воду травы, коренья и сушеные ягоды. Мешая варево черной ложечкой, он что-то бормотал нараспев, а левой рукой творил непонятные знаки. Горьковатый запах отвара облегчил страдания роженицы. Я приказала чародею попробовать зелье, потому что опасалась яда, потом остудила питье и поднесла чашу к губам Алестрии.
Она отказалась открыть рот. Я трясла ее, я умоляла, я переступила через себя и напомнила ей о любви Александра, сказала, что она родит ему другого ребенка. Я пролила потоки слез, не в силах забыть легенду о Царице-Матери, умершей родами. Но все было напрасно — неустрашимая воительница Алестрия не отступилась перед лицом смерти. Не разжала зубы. Не признала поражения.
