Мэри Патни - Лепестки на ветру
— Как он? — задыхаясь, спросила она, опускаюсь рядом с Кэстлри на колени. Министр был без сознания, на виске его запеклась кровь, но он дышал.
— Не могу сказать, — угрюмо ответил Рейф, — первый удар сломал ему ребро, а второй угодил в голову.
Не теряя времени, Рейф ощупывал Кэстлри, стараясь определить степень тяжести нанесенных увечий.
Из посольства высыпал народ, включая и побелевшую леди Кэстлри. Рейф потребовал принести носилки для пострадавшего и вызвать врача.
Мегги подошла к Эмилии и обняла ее за плечи. Лакеи вернулись с носилками и, осторожно переложив на них хозяина, перенесли его в дом. Лошадь приплясывала на месте, все еще под седлом и в узде, за которую ее крепко держал молодой конюх.
— Кэндовер, — представился Рейф конюху. — Скажите, этот жеребец всегда такой дикий?
Конюх недоуменно пожал плечами. Как и все служащие посольства, он был британцем и ответил ему на сильном восточном диалекте.
— Нет, ваша честь. Самсон — самое спокойное создание из тех, что я встречал. Хозяин сильно пострадал?
— Об этом мы узнаем только после того, как министра осмотрит врач. Мне кажется, он должен поправиться.
— А Самсон? Неужели его придется… пристрелить?
— Не знаю, — протянул Рейф, глядя на кровавую пену, падающую с губ коня. Открыв на всякий случай дверь конюшни, Рейф подошел к лошади. — Дай-ка я на него получше посмотрю.
Припомнив, чему учил его Николае, как и все цыгане, прекрасно ладивший с лошадьми, Рейф заставил себя успокоиться. Самсон настороженно запрядал ушами, вскинул голову, а Рейф зашептал коню на ушко что-то тихое и нежное. Жеребец расслабился и даже дал себя погладить.
Поласкав Самсона минуту-другую, Рейф дунул ему в ноздри — еще один цыганский трюк. Зачерпнув пригоршню овса из ясель, Рейф угостил коня, и тот благодарно зачмокал губами.
После этого Рейф попробовал натянуть уздечки. Так он и думал: узда впивалась лошади в губу, причиняя животному острую боль.
Молодой конюх посмотрел на удила, а затем перевел взгляд на Рейфа. В глазах его застыл немой вопрос.
— Скорее всего первый раз конь лягнулся именно от боли, причиненной удилами, — предположил Рейф, — но для того чтобы животное продолжало брыкаться дальше, должна быть другая причина. Попробуем-ка выяснить, какая.
Он осторожно ослабил подпругу и приподнял седло и попону. Самсон дернулся, так что Рейфу пришлось снова успокаивать его, поглаживая по потной шее.
Внимательно осмотрев круп коня под седлом, герцог обнаружил маленький металлический предмет, больно вонзавшийся животному в спину. Самсон вздрогнул от боли, когда Рейф вытащил зазубрину из лошадиной спины. По крупу коня потекла кровь.
То, что Рейфу удалось обнаружить, представляло собой нечто вроде металлической розетки — четыре острых шипа, соединенных в центре. Шпоры похожей конструкции применялись на войне, чтобы заставить испуганное животное скакать на врага. Конюх был удивлен в той же мере, в какой и рассержен.
— Кто-то хотел причинить вред хозяину, — процедил он сквозь яростно сомкнутые губы.
Да, паренек не дурак, и он понимает, насколько сложная политическая ситуация сложилась в Париже.
— Кто обычно смотрит за лошадьми министра?
— Главный конюх, мистер Антони, но сейчас его нет. Ему с утра пришлось уехать в Сен-Дени.
— Ты знаешь, кто седлал Самсона сегодня? Конюх призадумался, но потом отрицательно помотал головой.
— Не могу сказать точно, сэр. Я чистил стойла и не видел, кто этим занимался. Я оторвался от работы, только услышав шум во дворе.
— И даже не догадываешься? Ничего подозрительного в конюшне не заметил?
— Не могу поклясться, сэр, но, по-моему, это дело рук французского конюха. Его прислали к нам недавно, якобы потому, что мы не справляемся, — ответил паренек. — У нас действительно не хватает рабочих рук: один уехал в Англию хоронить отца, другого покалечили в уличной драке, и он пока не может работать. Вероятно, Самсона сегодня седлал француз.
— А как он выглядел?
— Среднего роста, смуглый, на щеке шрам. — Паренек, подумав, добавил:
— Глаза у него, по-моему, карие, а больше ничего сказать не могу, я с ним и не разговаривал, он только насвистывал что-то себе под нос. А зовут его Жан Бланш.
По описанию таинственный конюх вполне мог оказаться капитаном Генри Лемерсье.
— Не удивляйся, если больше не увидишь этого конюха, — со всей серьезностью сказал пареньку Рейф, пристально глядя парнишке в глаза, чтобы получше донести до него смысл происходящего. — И еще, никому не говори о том, что мы обнаружили. Я сам переговорю с лордом Кэстлри. Понятно?
Парнишка кивнул, и Рейф ушел из конюшни, присоединившись к Мегги и Эмилии, Врачу потребовался час, чтобы вынести вердикт:
Кэстлри поправится. Несмотря на несколько сломанных ребер и контузию, он быстро пришел в сознание и даже готов был собрать совещание прямо у себя в спальне.
Леди Кэстлри от всей души поблагодарила Рейфа и Мегги за спасение мужа, и парочка откланялась.
Мегги молча откинулась на сиденье и закрыла глаза. Уже возле дома она тихо сказала:
— Его могли убить прямо у нас на глазах.
— Я знаю, — вяло согласился Рейф, — и это говорит о том, что мы с тобой неважные шпионы.
— Что же ты обнаружил в конюшне? Рейф рассказал и о тугих удилах, и о шпоре под попоной, и о загадочном конюхе-французе.
— Мне он тоже показался не похожим на слугу! — задумчиво протянула Мегги, — скорее он походил на солдата, хотя это и неудивительно, почти все мужское население Франции прошло службу у императора.
— Сам я его не видел, — сказал Рейф, — но по описанию он вполне может быть одним из подозреваемых — капитаном Генри Лемерсье. Я видел его в кафе «Мазарин».
— И ты ничего мне не сказал о своих догадках? — холодно спросила Мегги. — Я думала, мы доверяем друг другу.
Лемерсье тогда остался с Робертом Андерсеном, и только этот факт послужил причиной молчания Рейфа. Ему совсем не хотелось обсуждать эту тему с Мегги. Как бы ни был уверен Рейф в виновности Роберта, в его намерения не входило столкнуть любовников лбами.
— Я не стал говорить, поскольку мне нечего было рассказать. Лемерсье был пьян и не представлял интереса.
Мегги взглянула на спутника с недоверием, но решила не развивать эту тему.
Хотелось бы знать, что за мысли таились в этой хорошенькой головке, что скрывали эти глаза с поволокой. Волосы Мегги растрепались и золотыми волнами упали на обнаженные плечи. Два холма так аппетитно выглядывали из-под глубокого декольте платья, ладно облегавшего крепкое тело, что будь Мегги в действительности его любовницей, он взял бы ее прямо здесь, в карете.