Вера Крыжановская - Голгофа женщины
Виолета Верни была очень красивая семнадцатилетняя особа. В ее еще нежных формах и милом личике светилось что-то детское; такое же впечатление производили и ее большие, голубые, наивные и грустные глаза. Одним словом, это была красота, готовая распуститься во всем своем блеске. Она отличалась чудным, бледным, прозрачным цветом лица, тонкими и правильными чертами и чарующей улыбкой. Черные, как вороново крыло, волосы, распущенные по требованию роли, окружали ее каким-то блестящим, шелковистым плащом.
Она была замечательной артисткой, с чудным голосом и прекрасной, оригинальной игрой.
Анастаси сказала правду: Верни придавала пикантной роли и двусмысленным песенкам печать приличной и невинной грации.
— Признаю, что вкус у Ивана прекрасный и что увлечение его вполне извинительно, — прошептала Ксения Александровна на ухо мужу. — Но мне искренне жаль это юное существо, такое прекрасное и так богато одаренное, стоящее на таком скользком пути.
— Да, если только она попадет в руки моего милейшего братца, то вся ее добродетель сразу улетучится… И, я думаю, что она не ускользнет от него. Посмотри только на него: он просто с ума сходит от этой девочки. Без сомнения, это он поднес ей чудную корзину и прелестный букет.
Затем, рассмеявшись от души, Ричард Федорович пробормотал:
— О! Иван, Иван! Неужели ты никогда не вспомнишь, что тебе уже перевалило за сорок лет?
Виолета Верни жила в Офицерской улице, где занимала скромную меблированную квартирку, состоящую из четырех комнат с кухней, с окнами, выходящими во двор.
На другой день после вышеупомянутого представления мы застаем Виолету за обедом. Против нее сидела госпожа Леклерк, старая актриса, нарумяненная и претенциозная, которая сопровождала ее в качестве дуэньи и которую она титуловала тетей. Пожилая актриса была видимо очень раздражена. Оттолкнув свою тарелку, она ядовито вскричала:
— Нет! Твое упрямство и твое смешное жеманство, право, переходят всякие границы. Неужели ты думаешь, что опереточная певица может серьезно разыгрывать роль весталки и оскорблять обожателей, которые одни могут дать ей известность и богатство?
— Ба! Неужели верно, что одни только обожатели создают известность? Ведь ты, тетя Аглая, не была жестока к ним, а между тем ты не приобрела ни богатства, ни славы, — лукаво заметила Виолета.
— О, я! Мне феноменально не везло, и я должна была бороться с соперницей, которая была настоящим чудовищем хитрости и злобы, — с тяжелым вздохом ответила Аглая. — Я хотела бы, чтобы ты избежала этих подводных камней, моя дорогая Виолета. Я воспитала тебя, я руководила твоими первыми шагами, как артистки, и желала бы видеть тебя на вершине славы. Вот поэтому-то я и повторяю тебе постоянно: не разыгрывай из себя смешной добродетели и не забывай старого немецкого барона в Кельне, который отомстил тебе за твою суровость, устроив фиаско со свистками.
— Да, которые заглушили аплодисменты, — с досадой перебила ее Виолета. — Не доставало только, чтобы я продалась этому старому сатиру!
— Я понимаю, Что тебе не нравится такой старик, как барон; но что ты можешь иметь против господина Герувиля? Что за красивый мужчина! И притом, какой изящный и любезный! Он влюблен в тебя, как школьник, и щедр, как принц. Он положительно осыпает тебя цветами, конфетами и нежным вниманием, а ты так настойчиво отталкиваешь его.
— Я не отрицаю, что господин Герувиль очень красив и очень любезен, но он стремится к той же цели, что и все, кто подносит мне цветы и конфеты. Я же не желаю сделаться любовницей. Я хочу выйти замуж или остаться свободной и жить для искусства.
Аглая всплеснула руками.
— Скажите пожалуйста! Знай же, дочь моя, что выйти замуж очень трудно. Этого не могли добиться женщины более красивые и шикарные, чем ты. Но, во всяком случае, ты можешь довести до брака Герувиля не тем, что будешь запирать ему дверь и отказываться бывать в тех собраниях, где он бывает.
— Я боюсь этих собраний!
— Чего же ты боишься? Ты можешь болтать, забавляться, смеяться и больше ничего! Женщиной нельзя овладеть, если она сама не пожелает отдаться; для молодой же актрисы необходимо быть любезной, приветливой и позволять обожать себя. Наше ремесло, дочь моя, имеет свои требования, которым нужно подчиняться, если не хочешь погубить своей карьеры.
— Ох, уж эта карьера! Как я ненавижу ее! Ведь вам-то отлично известно, что я не добровольно избрала ее, что меня принудили избрать ее, а теперь вы хотите толкнуть меня в порочную жизнь, — с гневом сказала Виолета.
— Я ничего не хочу, но я убеждена, что можно так же честно жить с одним любовником, как и с мужем. Старые предрассудки с каждым днем теряют почву, в добродетели актрисы никто не верит, хотя бы она была святая.
Раздавшийся звонок прервал этот разговор.
— Это он! — вскричала Аглая, поспешно поправляя волосы и кружевной воротник. — Надеюсь, Виолета, ты будешь благоразумна и примешь этого очаровательного мужчину, как он того заслуживает.
Несколько минут спустя, вошел Иван Федорович и, с присущим ему изяществом, раскланялся с дамами.
Эгоизм, говорят, сохраняет, и эта поговорка, по-видимому, вполне оправдывалась на Иване Федоровиче. Он мало изменился за истекшие годы. Это был все тот же обольстительный мужчина, с черными волосами и огненным взглядом, настоящий Донжуан, погубивший столько семейных жизней, возбудивший столько ревности и разбивший столько женских сердец. Да, его много любили, но он сам никого никогда не любил чистым и глубоким чувством. Непостоянный и чувственный, он считал делом чести обладание женщиной, которая ему нравилась, но эти связи, с его точки зрения, должны были иметь приятность бокала шампанского, который опьяняет, но который отталкивают, чтобы взять другой, как только испаряется в нем игра.
Сопротивление Виолеты Верни сначала удивило его, а потом стало раздражать. Именно потому, что она отталкивала его, он хотел во что бы то ни стало обладать ею. Маленькая певичка, на которую он сначала смотрел, как на временное развлечение, в его глазах приобрела совершенно неожиданную цену.
Что он, в конце концов, восторжествует, в этом он нисколько не сомневался. Только он переменил тактику. Вместо смелого наступления, он стал относиться к молодой девушке с почтительной вежливостью, что должно было приручить ее. Кроме того, ему удалось приобрести себе союзницу в лице Аглаи.
Сегодня он явился с целью пригласить дам принять участие в катании на тройках. Предполагалось, что трое его друзей и три драматические актрисы поедут с ними в один загородный ресторан, где они будут ужинать и слушать пение цыган.
