Джорджетт Хейер - Роковой сон
Его сын, Роберт Фризиец, многозначительно улыбнулся:
— Думаете, милорд, король Генрих будет этому рад?
— Сомневаюсь, — вздохнул Болдуин.
— Я лично весьма удивлюсь, если войска Франции вскоре не войдут в Нормандию, чтобы жестоко отомстить.
— Вы обладаете даром предвидения, сын мой, — покладисто согласился граф.
Из того, что доходило во Фландрию позже, вытекало, что нанесенный Вильгельму Аркуэ удар, лишивший его сторонников, был прекрасным средством для усмирения волнений в Нормандии. По разным каналам доходили до Брюсселя отрывочные сведения о продуманных действиях герцога — строгом соблюдении прекращения военных действий в установленные церковью дни, изгнании мятежников, возвышении преданных ему людей. Из всего этого обеспокоенная леди понимала лишь одно: герцог от нее отдалился. Она представляла себе, как он, увлеченный потоком собственной энергии, мчится вперед, к великим свершениям, оставив ее далеко позади. Матильда простирала руки, чтобы задержать его, заставить взять ее и унести вместе с собой в величественное будущее. Она боролась со все усиливающимся желанием позвать его, стереженое сердце превратилось в трепещущее и беззащитное, потому что герцогу наконец удалось заставить ее бояться, причем бояться неизвестности.
С Матильдой происходило что-то странное. Она со страхом ловила все новые и новые сплетни о его женитьбе. Его молчание сокрушало ее, лишало малейшей надежды. Она приучила себя встретить ожидавшееся известие о его свадьбе с подобающим спокойствием, но задрожала, как лист на ветру, узнав о прибытии в Брюссель нормандских посланцев.
Отец послал за дочерью, она пришла, ступая аккуратными шажками, выражение лица не выдавало ее внутреннего смятения.
Граф Болдуин начал прямо:
— Вот, дочь моя, мессир Рауль д'Аркур, а с ним множество знатных сеньоров снова здесь и просят твоей руки для герцога. Мне сказали, что он позабыл о происшедшем два года назад, что меня, пресвятые угодники, очень удивляет! — Обеспокоенный, он сурово посмотрел на дочь. — Меня сдерживает данное слово, дочка, поэтому не буду принуждать тебя к повторному браку, но если тебе дорога твоя шкура и моя честь, не позволь невежливым словам сорваться со своих губ!
— А что мне сказать? — тихо спросила она.
— Кто лучше тебя самой знает твое сердце?
— Видит Бог, я не знаю, — ответила Матильда.
Некоторое время граф Болдуин в молчании изучающе смотрел на дочь.
— Девочка, у тебя было два года, чтобы узнать, — сухо сказал он.
Ее пальцы теребили косу.
— Милорд, дайте мне еще час, — попросила Матильда.
— Дитя, — прямо ответил граф. — Можешь думать, пока не придут посланцы, и уж тогда ты должна дать ответ и им, и мне, потому что, Богом клянусь, второй раз от твоего имени я говорить не буду!
Матильда удалилась, но вскоре ее призвали в зал.
С громко стучащим сердцем она шла размеренным шагом по залу, полному незнакомых лиц, внимательно наблюдающих за ее приближением. Матильда крепко сцепила пальцы под складками шелковой накидки. Тайком глянув на посланцев из-под полуприкрытых век, она увидела Рауля д'Аркура, беспокойного и нахмуренного. На губах женщины затрепетала улыбка — она почувствовала свою силу. Вот что значит быть желанной. Матильда проследовала на свое место у отцовского трона и уселась там.
Граф Болдуин обратился к ней, сказав, что герцог Вильгельм предлагает ей руку, — сказал так, будто никогда ранее такого предложения не делалось и оно не было грубо отвергнуто. Матильда едва слушала отца, в мыслях происходила отчаянная борьба. Обрывки сказанного отцом доходили до ее сознания. Граф говорил о разрешении — женщина заметила появившийся пергаментный свиток. Он упомянул об епитимье — она поняла, что должна будет построить монастырь, если выйдет замуж за герцога, и обратила к отцу невидящий взгляд, заставивший его задуматься, что же все-таки у нее на уме.
Голос графа затих. Матильда, выпрямившись, сидела со скрещенными на подоле руками. Стояла такая глубокая тишина, что казалось, над залом навис рок. Леди понимала, что все собравшиеся ждут ее ответа и не могла решиться.
Матильда облизала губы кончиком языка. Уставившись на руки, она была захвачена изучением слабых следов голубых вен под белой кожей. Сын бюргерши, внебрачный ребенок дочери кожевника! Дама заметила, что пальцы смяли шелк платья, и принялась машинально разглаживать его. Это так, но если она откажет во второй раз, то увидит ли лицо герцога когда-нибудь снова? Матильда не была уверена в том, хочет ли его увидеть, ведь перед глазами все еще стояло то суровое и мрачное выражение, с которым он склонился над ней во время их последней ужасной встречи. Неистовый возлюбленный, устрашающий жених! Тут на одном из своих гладких ногтей Матильда заметила белое пятнышко и принялась внимательно изучать его. Стереженое Сердце! Далекая Цитадель! Она слегка покраснела, подумав, что почти чувствует под кожей боль он синяков двухлетней давности. Отпустить герцога? Матильда боялась его и ненавидела. Нет, она не для него.
Граф Болдуин прервал молчание.
— Дочь моя, мы ждем твоего ответа.
И тут она услышала собственный голос, произносящий удивительные слова:
— Ваша милость, я очень рада, — запинаясь, ответила Матильда.
Она слабо понимала, что было потом. Рауль, встретив ее позже, наедине, целовал ей руки и обещал, что все будет хорошо. Матильда безучастно смотрела на него. Почувствовав ее замешательство, Рауль сказал:
— Леди, не тревожьтесь. Вы будете очень счастливы в этом союзе.
Ласковое выражение глаз юноши успокоило ее, и она тихо произнесла:
— Ваша милость, я не знаю, почему ответила именно так, и боюсь.
— Мадам, отбросьте мрачные мысли. Если вы и видели моего хозяина в гневе, то скоро увидите его в совершенно ином настроении. Не передадите ли ему словечко?
— Нет, — ответила она. — А что просил передать он мне?
— Ни слова, мадам, только вот это. — И Рауль раскрыл ладонь руки, на которой лежало массивное золотое кольцо. — Он поручил мне надеть его вам на палец от его имени, но я решил сделать это, когда встречусь с вами наедине, а то там, в зале, мой поступок неверно бы истолковали. — В его глазах появилась улыбка. — Давайте руку, леди, герцог снял его со своей руки.
Матильда позволила взять свою. Она видела отлитых на кольце львов Нормандии, когда же оно скользнуло на ее палец, женщина вздрогнула, будто почувствовала, что сила герцога пропитала маленький золотой обруч, как иногда брошенная перчатка оказывается пропитанной запахом духов. Трепеща, она произнесла:
