Виктория Дал - Азарт и страсть
– Осторожнее, джентльмены. Вдовствующая леди Денмор опасный соперник, и по мере того как ночь будет продолжаться, она только войдет во вкус. – Мужчины рассмеялись и приняли ее скромную улыбку за чистую монету. Идиоты.
Они думали, что Марш просто ублажает ее, и предположили, что она по меньшей мере не поняла двусмысленности его слов. Марш подразумевал, что ему кое-что известно об ее искусстве в ночных забавах, как будто бы она снизойдет до того, что позволит его потрескавшимся губам притронуться к своей коже. О да, она с наслаждением разденет его до нитки.
Мистер Джонс вернулся с шампанским. Карты были розданы, и Эмма сделала первую ставку. Игра началась.
Тысяча фунтов! Одна тысяча фунтов!
Одна тысяча фунтов лежала на столе: горсти золотых монет и ассигнации. Достаточно, чтобы обеспечить существование одной семьи на полжизни или больше. И Эмма была близка к тому, чтобы выиграть. Возможно.
За исключением того, что она выложила последний фунт в предыдущей ставке, и Марш знал это.
На мгновение отбросив беспокойные мысли, Эмма окинула взглядом публику. Она и Марш были последними, кто остался в этой партии, другие игроки перебрасывались репликами, комментируя игру. Джентльмены плотным кольцом окружали стол. Атмосфера слишком накалилась, комната стала голубой от дыма и совершенно неподходящей для других леди. Настоящих леди.
Руки Эммы вспотели в перчатках, потемневших от монет, которые она клала на стол.
«Ты не должна отступать сейчас, – говорила она себе. – На этом столе твои четыреста фунтов». Нет, она не хотела выходить из игры. У нее хорошие карты, победа почти гарантирована. Почти.
– Вы поставили меня в затруднительное положение, – наконец пробормотала она.
Марш старался выказать сочувствие.
– Но у вас, конечно, есть что предложить в залог? Что-то, что могло бы быть принято как обеспечение? Я буду счастлив предложить ссуду.
– Нет, у меня ничего нет.
– Я понимаю. – Его зеленые глаза сверкали, как крылья стрекозы, зависшей над водой. Он придвинулся поближе к ней, и Эмма положила карты на стол.
Но его взгляд был направлен в другую сторону. Его глаза остановились на низкой линии ее декольте.
– Вы уверены, что вам нечего предложить?
– Вполне. Разве что мое слово.
– Слово женщины? Необоснованный риск, леди Денмор. Но у вас есть нечто весьма ценное для ставки. Что-то, что я ценю очень высоко.
– И что же это? – Она не стала ближе наклоняться к нему, чтобы облегчить ему задачу. Она точно знала, что он имеет в виду, и если он не хочет сделать свое предложение во всеуслышание, тогда, может быть, трусость заставит его сохранить эти мысли при себе? Он был готов разрушить ее репутацию, а заодно и свою собственную. Сладкий запах портвейна обдал ее, когда он выдохнул:
– Я уверен, что вы знаете, что я имею в виду, леди Денмор.
– Уверена, что не знаю.
Он поднял глаза на мужчин, окружавших стол, но тут же снова уставился на ее грудь.
– Ночь в вашей постели, – наконец прошептал он.
Несмотря на то что Эмма ожидала этого, все ее тело содрогнулось в шоке. Волна напряжения, казалось, прошлась по спине, за которой стояли наблюдатели этой сцены. Все выжидающе замолчали.
Эмма подняла брови.
– Вы думаете, лорд Марш, мое достоинство стоит всего лишь четыреста фунтов? Я не уверена, что более оскорбительно: само предложение или ваша оценка.
Голоса и перешептывания стали громче.
Ее противник посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Он видел, что она оскорблена, но не разгневана.
– Пятьсот. Возьмите обратно ваши предыдущие ставки из общих денег. Что бы вас устроило? Семьсот? Восемьсот фунтов?
Эмма молча смотрела на него. Если она сделает это, ее имя будет навсегда опозорено, но ее имя вскоре будет опозорено в любом случае. А если она сделает это и победит, то уже на рассвете сможет покинуть Лондон. Все ее имущество было упаковано в тюки и саквояжи, и их было не так уж много. Она сделает это. Чтобы обрести свободу, ей нужно больше денег, чем у нее есть.
А если она пойдет на это и проиграет… Что ж, в любом случае она уедет утром, хотя и недостаточно богатой, потому что, будь она проклята, ее честь поставлена на карту, и это не менее ценно, чем любое другое.
Эмма стиснула руки и поморщилась от той боли, которая пронзила ее тело.
Рискнуть еще раз…
Она не знала, почему мысль избавиться от позорного, бесчестного долга причиняла ей столько боли, но, может быть, это пойдет ей на пользу?
– Возможно, вы хотите на этом закончить? – предложил он, заметив ее волнение. Уголки его рта приподнялись в усмешке. Он часто играл с ней и знал, что она не пойдет на попятный и, несмотря ни на что, захочет отыграться.
Она разняла руки, палец за пальцем. И положила обе на стол. Затем медленно, очень медленно, вытянула руку в перчатке и начала отсчитывать четыреста фунтов, которые раньше бросила на стол.
– Одна ночь, – отчетливо произнесла она. И комната загудела как разбуженный улей. Она была рада, что не может разобрать слов. Она не желала знать, о чем они говорят.
Губы Марша порозовели в вожделении. Глаза остановились на ее декольте, и Эмма безошибочно угадывала его мысли, пока он перебирал в голове то, как поведет себя с ней. Она никогда не встречала Марша ни на одном из сборищ своего отца, но не сомневалась, что он чувствовал бы себя вполне комфортно на самом постыдном из них.
Эмма забрала свои деньги и взяла карты. Усилием воли уняла дрожь в руках. Но Марш заметил, и его глаза сверкнули.
– Ну что ж, моя милая. Откройте карты.
Эмма стиснула зубы.
– Ваш ход.
– Да-да, конечно. – Он выложил карты. Все затаили дыхание, словно внезапно окунулись в глубокую холодную воду.
Она смотрела на карты: валет пик и валет червей подмигивали ей, улыбаясь знакомыми, чуть-чуть насмешливыми улыбками. Горло перехватило от нахлынувших слез. Эмма кивнула. Два, не три.
Затаив дыхание, она открыла свои карты и осторожно выложила на стол.
– Флэш, – прошептала она. И тишина взорвалась гулом голосов, превозносивших ее искусство.
– Должен сказать, Марш, это возмутительно!
– Оскорбительно. Вам должно быть стыдно.
– Она победила, но это ее конец.
– Отвратительно!
– Немыслимо!
Она игнорировала все эти реплики. Глядя в холодные глаза своего партнера, она открыла ридикюль и начала бросать в него пригоршни золотых монет.
– Что ж, неплохо, – процедил Марш сквозь зубы, но его поздравления ограничились кривой усмешкой. Эмма улыбнулась в ответ и покрепче затянула тесемки сумки. Она дрожала от чувства триумфа и облегчения, хотя в то же время оно обжигало ее легкие, жгло ее кожу. Она глубоко вздохнула. Затем вздохнула еще раз, и ужасные слова вокруг нее стали затихать. Ее улыбка была теперь более искренней. Когда она поднялась, никто не бросился, чтобы отодвинуть ее стул.
