Сьюзен Джонсон - Серебряное пламя
— Не сейчас, — выразительно сказала Импрес и, повернувшись к Трею, повторила напряженным голосом: — Я хочу знать твои планы.
— Пожалуйста, — взмолился Гай.
— Гай!
— Попозже, Гай, — спокойно сказал Трей. — Постреляем попозже. Сейчас почти полнолуние. Если ты позволишь, я бы хотел поговорить с твоей сестрой.
— Пожалуйста! — Гай посмотрел на поджатые губы и горящий взгляд Импрес. — Я поставлю вашу лошадь в конюшню.
— Она уже там, но ты можешь накормить и напоить ее. Кроме того, принеси седельные сумки. — По привычке, воспитанной отцом, Трей положил в них смену белья, мокасины и всякую необходимую мелочь. — И я бы не отказался поесть.
— О, у нас есть еда, не так ли, Пресси? — быстро отреагировал Гай. — Пресси что-нибудь вам даст, а я займусь едой, когда разберусь с вашей лошадью. Я хорошо готовлю, когда есть из чего. Пока Пресси не было, мы ели овес три раза в день. С яичницей. Не так уж плохо, но Эдуарду такая еда не нравится. Мы все ждали Пресси и организовали дежурство, чтобы встретить ее. Хотите я покажу свои новые башмаки? — продолжал он, не обращая внимания на то, что Импрес умирала от смущения.
— Думаю, что мистер Брэддок-Блэк не очень интересуется твоими башмаками, — сказала Импрес, но было уже поздно, потому что Гай поддернул брюки и показал свои сияющие башмаки.
— Прекрасные башмаки, — сказал Трей, подумав при этом, что у него всегда была новая обувь.
— У нас осталась только одна пара, когда папа умер, ну, а каждому хотелось пройтись, — Гай внезапно замолчал, наконец заметив пристальный взгляд сестры. — Я лучше займусь вашей лошадью.
— Он слишком много говорит, — сказала Импрес, когда дверь за Гаем закрылась.
— Все дети таковы. — Трей улыбнулся. — Поэтому они так привлекательны.
— Он не ребенок. Боюсь, что он чувствует себя взрослым с тех пор, как… — Она заколебалась.
— С тех пор, как умер ваш отец?
— Да.
— Когда это случилось?
— Прошлым летом.
— Извини, но именно поэтому ты и оказалась у Лили? Импрес кивнула:
— И поэтому я не могу позволить возобновить наше соглашение.
— В этом нет необходимости. Ты заработала свои деньги. — В его голосе было понимание и сочувствие.
— Не уверена.
— К счастью для меня. — Улыбка, у него была обаятельная и приглашающая. — И раз уж мы коснулись этой темы, может быть, обсудим, как мы проведем оставшиеся дни, конечно с Гаем и Эдуардом вместе.
Его гнев, после того как он встретил Импрес, прошел. Пришлось совершить эту поездку, чтобы разобраться в причинах ее отъезда. У Импрес не было привычки спать с мужчинами, и ее внезапный отъезд мог быть связан с ее обязательствами перед детьми. Теперь его предположения подтвердились.
— Не забудь Эмили и Женевьеву, — добавила Импрес с особенной улыбкой, в которой была ласковая насмешка.
— Так есть еще дети? — Голос у Трея был изумленный, но он быстро взял себя в руки и спокойно сказал: — Да, конечно, ты ведь сказала там, у Лили, что у тебя есть сестры.
Он не привык иметь дело с детьми и не представлял, что дети сопутствуют любви. Об этом следовало бы подумать отдельно, решил он.
Импрес видела легкое потрясение, которое испытал Трей, и дала ему свою оценку. Секундное колебание доказывало его честность, но теперь все поменялось, он был у нее дома, ситуация в корне отлична от той, что была на ранчо, где семья Трея и слуги создавали преимущество для него. С четырьмя детьми и бедным жилищем, стремлением улучшить жизнь семьи она могла исключить его из своей жизни. Но она испытывала непреодолимое желание броситься в его объятия, хотя и пыталась безуспешно преодолеть это чувство, убеждая себя, что ей нет места в насыщенной жизни Трея. Для него это никак не могло быть любовью.
— Всего четверо. Братья и сестры, — разъяснила Импрес. — Боюсь, что твое путешествие просто бессмысленная трата времени.
Даже произнося эти слова, она чувствовала, как бьется у нее сердце, потому что видела, что Трей не расстегнул пальто. Его глаза, цвет которых напоминал ей лунный свет, глянули в упор на нее.
— Я едва не угробил лошадь по дороге сюда, так что четверо или сорок… — Он размотал шарф и, приподняв брови, произнес окончательный приговор. — Нужно просто время, — он как-то по-мальчишески ухмыльнулся, — чтобы приспособиться к этому.
Трей снял пальто и протянул его Импрес, у которой под его тяжестью подогнулись колени.
— Боже, как ты его носишь? — воскликнула пораженная Импрес. — Оказывается, ты намного сильнее, чей я думала.
— А ты слабее, — ответил он сдержанно. — Прекрасное сочетание, насколько я помню.
— Замолчи, Трей, дети могут услышать, — предупредила Импрес, испуганно глядя в сторону чердака, нервы у нее были на пределе. Когда он появился здесь из зимней темноты, подсознательно у нее возникла мысль, что жизнь началась вновь, и теперь, когда он стоял рядом, его присутствие подавило ее чувства, словно она оказалась в эпицентре урагана.
— Поцелуй меня, свирепый котенок, — прошептал он. — Этого будет достаточно. — Он приподнял Импрес вместе с пальто, так что ее губы оказались на уровне его лица, и поцеловал. Его губы были прохладны после долгого пребывания на морозе.
— Нет, — запротестовала она, — ты не должен. Импрес надеялась, что ее слова удержат Трея, а не подействуют на него, как красная тряпка на быка, и не ожидала, что поцелуй вызовет у нее воспоминания об их страсти.
— Тебе не следовало приезжать, — проговорила она в ответ па его поцелуй.
Забрав пальто, Трей небрежно переложил его на стул одной рукой, словно легкую детскую блузу.
— Тебе не следовало покидать меня, — сказал он, повернувшись к ней; голос у него теперь уже звучал мягче.
На нем была надета теплая рубашка с бриллиантовыми пуговицами, должно быть, сшитая из кашемировой шерсти и шелка, лучшего сочетания, спасающего от холода. Импрес почувствовала себя рядом с ним оборванкой. Контраст в их жизнях, даже с ее вновь обретенным богатством, был непреодолим. Даже во Франции у дочери графа де Жордана не было тех возможностей, к которым привык Трей. Привилегия и судьба создали его таким, каким он стал, а это рушило ее надежды на будущее.
— Я должна была уехать, — сказала Импрес, понимая, что он никогда не будет полностью принадлежать ей. — А тебе не следовало приезжать.
И сделав шаг назад, повернулась к нему спиной.
— Я должен был, — сказал Трей низким звучным голосом, так что слова отозвались эхом в комнате. Его сапоги бесшумно ступали по полу, когда он сделал несколько шагов к ней.
Он слишком близко подошел, подумала она с тревогой, попав в ловушку между столом и полками и спиной почувствовав стену. Запах Трея вновь заполнил ее ноздри, когда он поднял руки и твердо положил их на ее плечи, ладонями вниз. Он не знает, что такое «нет», подумала она, когда его лицо с бронзовой кожей склонилось над ней.
