Филиппа Карр - Сестры-соперницы
— Ведь вы близнецы… Скажите, она очень похожа на вас?
— Настолько, что единственный человек, который с уверенностью различает нас — это наша мать.
— Значит, она выглядит как вы и разговаривает как вы. Скажите, а думаете вы тоже одинаково?
— О, вот здесь есть разница, причем заметная. Берсаба гораздо умнее меня. Она всегда решала за меня арифметические задачки и писала сочинения. А я занималась рукоделием за двоих. Это, пожалуй, единственное, что у меня выходит лучше, чем у нее. Ну вот, теперь вы знаете о нас все, что хотели знать.
— Вовсе нет, ведь я очень любопытен. Это был, наверное, самый счастливый день с тех пор, как я уехала из дома. Я вдруг ощутила, что окружающий мир прекрасен. Свершилось чудо, и Берсаба, стоявшая на краю могилы, пережила кризис, выздоравливает и со временем вновь станет бодрой и жизнерадостной. Я нахожусь в Лондоне, в очаровательном саду и разговариваю с генералом королевской армии, который заинтересовался мной и признался, что хотел бы узнать меня поближе.
Я бы никогда не познакомилась с ним, если бы не то ужасное приключение. Я бы никогда не почувствовала такое огромное облегчение при вести о выздоровлении Берсабы, если бы ее болезнь не была такой страшной. Так, вероятно, обстояло дело и со всем остальным: каким бы тревожным ни казалось событие в начале, завершалось оно благополучно.
Я сказала:
— Мы все время говорим лишь о моих делах. Вы совсем ничего не рассказываете о себе.
— Я не знаю, что могло бы вас заинтересовать.
— Ведь вы военный. Должно быть, вы пережили немало приключений, в том числе и за границей.
— О да. Мне довелось служить на заморских территориях. Закончив Кембридж, я понял, что хочу стать воином. Собственно говоря, это наша семейная традиция. Отец послал меня в Нидерланды изучать военное искусство. Позже я воевал в Испании, а потом во Франции.
— Но ведь сейчас мы ни с кем не воюем.
— Солдат всегда готов к войне.
— Но пока вы не собираетесь за границу?
— Нет, до тех пор, пока в этом нет нужды.
— Значит, вы муштруете своих подчиненных и находитесь в боевой готовности… А у вас есть свой дом?
— За городом. На севере страны у нас есть имения, которыми сейчас управляет мой младший брат. Он не пошел служить в армию. У меня дом в Фар-Фламстеде. Это к западу от Хэмптона. Конечно, у меня есть городская квартира.
— Как и у Джервиса.
— Это необходимо, так как он служит при дворе.
— А ваше поместье старинное?
— Нет, прошлого столетия, как и большинство из них.
— И вы отправляетесь туда, когда вам хочется насладиться сельской идиллией?
Неожиданно в воздухе повисло молчание, и я взглянула на своего собеседника. Черты его лица застыли, словно маска, и он медленно произнес:
— У меня нет для этого никакой возможности. Мой долг вынуждает меня находиться в Лондоне.
Я вспомнила, как сэр Джервис говорил о том, что с этим связана какая-то история, которую он не мог припомнить, и что генерал потерял свою жену.
Конечно, я не посмела расспрашивать его на эту тему, но веселое настроение куда-то пропало. Его манера держаться изменилась, и он стал вести себя суше.
Я продолжила свой рассказ о доме, хотя мне, конечно, гораздо больше хотелось послушать его. Но он всячески поощрял меня, явно демонстрируя интерес к моему прошлому, объяснявшийся, как мне показалось, тем, что в этом случае он мог молчать о себе.
Мы все еще разговаривали, когда услышали приближающиеся шаги. К нам подошли мужчина и женщина. Очевидно, они были хорошо знакомы с моим собеседником, поскольку мужчина обратился к нему по имени.
Мне были представлены Люк Лонгридж и его сестра Элла, и у меня сложилось впечатление, что они отнеслись ко мне не совсем одобрительно. Впервые мне пришло в голову, что я, возможно, каким-то образом нарушила этикет, оказавшись в саду наедине с мужчиной.
Эта пара была одета не столь изысканно как большинство других гостей, которые, как мне показалось, держались с ними весьма холодно.
Люк Лонгридж попросил позволения немного посидеть с нами.
Некоторое время разговор шел о цветах и о необычайно мягкой сегодняшней погоде, а потом Лонгридж вдруг заявил, что король, очевидно, пребывает в полной безмятежности и не подозревает о сгустившихся над его головой тучах.
— От монарха и не следует ждать иного поведения, — возразил генерал.
— Королева же, как всегда, легкомысленна, — продолжал Люк Лонгридж. — Я готов поклясться, что она не думает ни о чем, кроме танцев и светских сплетен, если, конечно, не считать мечты о введении в нашей стране ее религии, но это ей никогда не удастся.
— Разумеется, — ответил генерал.
Элла Лонгридж взволнованно заметила:
— Придется хорошенько побороться за то, чтобы ей это не удалось.
— Его Величество никогда не позволит этому произойти. Ему известна воля народа, — заявил Ричард Толуорти.
— После смерти Бэкингема (слава Богу, что это случилось!) королева стала его главным советником, — сказал Люк Лонгридж.
— Это преувеличение, — возразил генерал.
— Теперь король Карл просто без ума от нее — это после того, как он многие годы просто игнорировал ее и ненавидел свой брак, и вдруг он становится любящим мужем, позволяет дурачить себя, а за нос его водит… фривольная француженка-католичка!
— Король счастлив в браке, который принес плоды, — сказал сэр Ричард, — и вы должны признать, друг мой, что для страны это благо. Не правда, будто государь находится под влиянием своей жены. У Его Величества очень развито чувство долга.
— Так не оттого ли в стране началась смута? — спросил Люк Лонгридж. — Это не может продолжаться до бесконечности, уверяю вас, генерал. В народе зреет недовольство, страна расколота, и, клянусь Богом, я знаю, на чьей стороне я окажусь в решающий час… не на стороне короля!
— Полегче, Лонгридж, — это попахивает государственной изменой, — заметил генерал.
— Я говорю то, что думаю.
— Осторожней, Люк, — вмешалась его сестра. Мне тоже захотелось попросить генерала быть осторожней. Я умоляюще смотрела на него, но он не замечал этого.
Люк Лонгридж вспыхнул от гнева и внезапно закричал:
— Я предвижу конец всего этого! К тому все идет! Король, правящий без парламента…
Я неожиданно вспомнила мужчин у позорного столба. Несколько минут назад вечер казался мне чудесным, и внезапно все так переменилось. Я всего лишь видела сон, а теперь меня возвратили к жестокой действительности. Ничто не являлось тем, чем казалось. В большом зале любезный король и его обаятельная жена принимали почести от своих подданных, не зная, что некоторые из них, вроде Лонгриджа, готовы организовать заговор. Или уже организовали?
