Дженна Питерсен - О чем мечтает герцог
Саймон понимал, что она права, но он всё равно схватил её за руку и притянул к себе. Лилиан не сопротивлялась, когда он снова уложил её на постель и наклонился, чтобы поцеловать. Более того, она сама со вздохом подставила ему свои губы, чтобы ему было удобнее.
— Не уходи так рано, — пробормотал Саймон, и уткнулся носом в её изящную шею. — Останься ещё немного.
Так как его рука в этот момент обхватила её грудь, она издала низкий стон прежде, чем прошептать:
— Только немного.
* * *Оглядев тихую, пустую прихожую ещё раз, Лилиан повернула ручку двери и открыла её, вздрогнув от громкого скрипа. Потом быстро проскользнула в комнату, которую делила с Габби. Внутри было темно и тихо, и, закрыв дверь, Лилиан прислонилась к стене рядом и облегченно вздохнула от того, что оказалась в безопасности своей комнаты. Она была уверенна, что никто не видел её. Теперь девушка могла только молиться, что сможет убедить Габби в том, что…
Прежде, чем Лилиан закончила мысль, раздался резкий звук кремня в углу и по комнате разлился теплый свет свечи. Свечу держала Габби, которая поднялась с удобного стула в гардеробной и вышла к ней в одном халате.
— Лилиан, — произнесла она, идя через комнату и качая головой. — Лилиан!
Больше ничего не надо было говорить. В одном этом слове прозвучало столько осуждения, что стало очевидно — Габби просидела здесь много часов, ожидая её возвращения. Лилиан вздрогнула от ужасных предчувствий. Подруга приподняла свечу и стала тщательно рассматривать её в ярком освещении. По мере осмотра, рот Габби, как и её глаза, открывались всё шире.
— Лилиан, что… что ты наделала? — прошептала она, ставя свечу на ближний столик.
Все переживания, вся вина и растерянность, которые испытывала Лилиан на протяжении последних нескольких дней, неожиданно хлынули из неё потоком слез, и она упала в открытые объятия подруги.
— Мы занимались любовью, — не в силах скрывать это призналась Лилиан глухо, уткнувшись в плечо Габби.
— О, дорогая, — горько вздохнула она, подводя её к дивану, на который они почти упали. — Так ты отдалась ему?
Лилиан кивнула, ожидая, что её щеки запылают от стыда. Но, к её огромному удивлению, этого не произошло. Даже когда она думала о страстном вечере, проведённом в объятьях Саймона, то не чувствовала смущения. Наоборот, едва вспомнив об этом, девушка задрожала от удовольствия и вновь вспыхнувшего в ней желания.
Поборов эти тревожные мысли, она заставила себя сосредоточиться на Габби.
— Я думаю, что могло быть и хуже, — сказала Лилиан со вздохом. — Боюсь, все твои прежние предостережения были не напрасны. Я позволила своему сердцу увлечься этим мужчиной. — Подруга резко втянула в себя воздух, но промолчала. — Сегодня вечером я забыла о его отце, забыла о своих обязательствах перед отцом и матерью. Для меня не существовало никого, кроме него. Я потерялась в нем. И это было… было просто великолепно!
Габби мягко накрыла её руку своей:
— При других обстоятельствах я бы порадовалась за тебя. Но не на этот раз. Лилиан, ты не можешь продолжать в том же духе. Неправильно заниматься любовью с человеком, испытывать к нему глубокие чувства и при этом намереваться предать его и разрушить репутацию его семьи.
Лилиан почувствовала угрызения совести и резко отдернула свои руки. Она знала, что Габби была права. Поднявшись, девушка отошла от дивана. Её мозг прокручивал в голове событиях этого вечера, и она думала не только о своей капитуляции и доброте Саймона.
— Я… я не уверена, что теперь для меня приемлемо предать его. — Лилиан покачала головой. — Его отец уже сделал это.
Габби слегка подалась вперёд:
— Не понимаю тебя…
— Я так и не смогла выяснить правду, — прошептала Лилиан. — Но Саймон был так сильно расстроен, когда я нашла его. Уверена, что он обнаружил какую-то тайну о своём отце, которая намного ужаснее простой политической интриги.
— И каким образом это меняет ситуацию для тебя? — спросила подруга.
Лилиан зажмурилась, и представший перед нею образ Саймона с подавленным выражением лица причинил ей ужасную боль. Она знала, что он чувствовал, она испытывала то же самое. Ту же ужасную боль. Ту же горечь от предательства.
— Это меняет все. Я приехала сюда, потому что отец Саймона, не думая о последствиях, разрушил мою семью. Я намеревалась разоблачить его, показать, какой он на самом деле, и какое зло может причинить людям. Но если я сделаю это, единственным пострадавшим будет Саймон. Если я сделаю это, буду ли я лучше его отца? Разве при этом я не вовлеку в дело невиновных, как это сделал он?
Габби отрицательно покачала головой:
— Никогда не сравнивай себя с этим человеком!
— Я должна. Если я не смогу быть лучше моего врага, значит он победит в этой холодной войне, разве нет?
Ответом ей был только вздох Габби.
— Я с самого начала говорила, что у меня плохое предчувствие насчёт твоих планов, и я не хочу поддерживать все эти перемены в сердечных делах. Но я должна знать, почему вдруг всё это для тебя стало так важно? Несколько часов назад ты даже не была уверенна в том, что Саймон не такой же лжец, как и его отец.
Лилиан вздрогнула. Она обвиняла его в стольких вещах! Медленно повернувшись к Габби и стоя под её пристальным взглядом, девушка проговорила:
— Сегодня вечером, когда я нашла Саймона в бильярдной, у меня не возникло ни малейшего сомнения в том, что его боль неподдельна. И когда он заговорил о своем отце, я…я поверила ему, Габби. Возможно, это глупо с моей стороны или, может, я принимаю желаемое за действительность, но не думаю, что Саймон знал что-нибудь, кроме того, что сообщил ему его отец. И теперь, когда правда вышла наружу, она ломает его.
Неожиданно она подумала о том, сколько всего ещё предстоит обнаружить Саймону, включая правду о том, что она приехала в его дом с мыслью о мести и предательстве. И ведь это причинит ему немало страданий. При этой мысли ей на глаза навернулись слёзы.
— Но сможешь ли ты действительно забыть о том, ради чего приехала сюда? — мягко спросила Габби. — Забыть о предсмертном желании отца и о трагической кончине матери? Сможешь ли ты отказаться от этого?
Лилиан прикрыла глаза. Только это и заставляло её колебаться. В течение многих месяцев эти мысли двигали ею, питали потребность выполнить свой долг, с которым не справился её брат, и именно эти обстоятельства помогали ей двигаться вперед даже тогда, когда она готова была сдаться.
— Я не знаю, — призналась она. — Я лишь знаю, что моя мать заслуживает справедливости, но я просто не знаю, как этого добиться.
