София Нэш - Скандальная репутация
— Лучше помолчи. Меньше разговоров, больше безумия.
Он действительно потерял над собой контроль, забыл о необходимости сдерживаться, быть осторожным. Забыл обо всем — о своем прошлом, настоящем и будущем. Для него существовала только одна женщина на свете, и она находилась рядом с ним.
Женщина, которая его любит.
Боже правый, она его любит!
Только по этой причине Розамунда могла отдаться мужчине целиком, как она это сделала только что. Она была очень смелой, таких леди ему еще не приходилось встречать. И хотя мысль о ее любви должна была привести его в панический ужас, заставить бежать, спрятаться, пусть даже в логово самого Сатаны, этого не произошло.
Продолжая двигаться, Люк смотрел на отдавшуюся ему Розамунду и отчетливо понимал, что она проникла ближе к его душе, чем любое другое живое существо в христианском мире. По ее телу пробежала дрожь, едва не отправив его за последнюю черту. Розамунда тяжело дышала открытым ртом, а Люк, желавший доставить ей наивысшее наслаждение, двигался внутри ее все быстрее.
И вот она вздрогнула и забилась в сладких судорогах — признак его полной и окончательной победы.
— Люк, о, Люк, — в забытьи повторяла Розамунда снова и снова, и наконец расслабилась.
Люк сразу остановился, погрузившись в нее. Его разум мутился от острого наслаждения.
— Я даже представить себе не могла ничего подобного! Она потянулась к нему и нежно коснулась губами его рта, тем самым едва не прикончив.
Люк закрыл глаза и сделал еще несколько резких толчков, купаясь в невероятном наслаждении. Розамунда отреагировала, притянув его ближе к себе и прижавшись к нему всем телом.
Он снова почувствовал дрожь, зарождающуюся в глубине ее тела, и сдался. Приподнявшись на локтях, он сделал еще несколько движений и взорвался в ней, с головой окунувшись в бездонный омут чистого наслаждения.
Преодолев последние барьеры, они целиком отдались страсти, на время став одним сердцем, одной душой, одним существом.
Измотанный тем, что так долго сдерживался, Люк всей своей тяжестью лег на Розамунду и несколько секунд не мог пошевелиться. Потом он приподнялся на локтях, откинул с лица тяжело дышавшей женщины влажные пряди и страстно поцеловал.
Она коснулась еще дрожащей ладонью его щеки и осторожно погладила. В ее глазах светилось искреннее удивление.
— Так всегда бывает? — спросила она. Люку стало весело.
— Ну, не совсем…
— О, Люк, все было так чудесно! Но ведь это только для меня, да? Ты должен показать мне, как доставить удовольствие тебе тоже. — Она сделала паузу. — Я точно не знала, что делать, чтобы ты тоже испытал наслаждение. Покажи мне, где я должна тебя ласкать.
Люк застонал и сразу почувствовал, что его плоть, все еще остававшаяся внутри ее, снова твердеет. Розамунда продолжала вопросительно смотреть на него, ожидая ответа.
Вздохнув, он продвинулся глубже.
— Разве ты ничего не чувствуешь? Мне придется связать тебе руки за спиной, если ты рискнешь прикоснуться ко мне. В конце концов, моя выдержка тоже имеет пределы.
— Должна тебя предупредить, — тихо сказала она и, погладив его плечи и спину, привлекла к себе. — Помнится, в десять лет я знала, как завязывать и развязывать все морские узлы, которые были изображены в руководстве по парусному спорту — им занимались мои братья.
Люк усмехнулся. Перед ним была женщина, которая смело смотрела в лицо самым страшным своим кошмарам и смеялась над ними. Что ж, одно он мог сказать с полной определенностью: она ни о чем не пожалеет.
— Розамунда, сейчас надо сделать паузу. Иначе, если мы продолжим, позже тебе будет больно.
Он начал медленно выходить из нее, но Розамунда обхватила его руками и ногами и вернула на место.
— Ничего, это приятные ощущения. Как если чешется спина, а ты не можешь это место достать.
Люк утробно заурчал, и она с новой силой прижалась к нему.
— Господи, женщина, ты станешь моей погибелью!
— Но это будет приятная погибель, разве нет?
И снова был чистый восторг, полный и всеобъемлющий. В конце концов Люк окончательно потерял голову. Он не смог бы выговорить собственное имя, даже если бы от этого зависела его жизнь. Но Розамунда прочно вошла в его душу, пусть даже это была душа Люцифера.
Уже давно перевалило за полдень, день клонился к вечеру, и Люк все чаще с тревогой поглядывал через иллюминатор на небо. Потом он перекатился на бок и привлек возлюбленную, пребывавшую в блаженной полудреме, к себе.
Что же ему с ней делать?
Глава 10
Мотив, сущ. Умственный волк в моральной шкуре.
А. Бирс. Словарь СатаныОн должен придумать, как заставить ее остаться хотя бы ненадолго.
Миссис Берд ни за что не примет предложения руки и сердца, которое он, как человек чести, был обязан сделать.
Она не выйдет замуж, тем более за человека, считавшего брачные узы адскими. И ее не соблазнишь богатством и высоким титулом. Разве она не повторяла это уже не один раз?
Даже если в постели он мог бы заставить Розамунду погрузиться в пучину страсти и забыть о доводах рассудка, все остальное время она прекрасно владела собой. Она неоднократно говорила, что больше не позволит мужчине владеть ею, даже если ей будут грозить смертью.
И она была права. Люк знал, что супружество — серьезная, зачастую непоправимая ошибка. Знал это лучше, чем она, чем кто-либо другой. Ему не была известна ни одна счастливая семейная пара, поженившаяся за последние годы.
Даже если Сент-Обин мог утверждать с большой степенью уверенности, что никогда не причинит Розамунде боли, в глубине его души гнездился страх, что может наступить момент, когда действия опередят разум. Его отец был холоден и сдержан почти всегда за исключением редких и потому памятных моментов, когда его охватывала ярость. Тогда он становился опасным для тех, кто попадался ему на пути. У Люка даже холодок пробежал по спине при воспоминаниях об этом.
Кто мог сказать, что он не такой же, как его родитель? Они оба существовали в одинаковых условиях, находясь в окружении добрых любящих женщин, украшавших белый свет своим присутствием. Что заставляло отца срываться на домочадцев? И разве Люк сам иногда не чувствовал, как его охватывает первобытная, неконтролируемая злость? Разве не он убил больше французских моряков и пиратов, чем любой из его людей? В пылу сражения его ярость могла бы уничтожить целый флот.
Нет, он оградит Розамунду от духовного уродства, поселившегося где-то в глубине его существа. Впрочем, это качество жило во многих, едва ли не во всех мужчинах. Он установит ежегодную ренту и передаст ей последний из предположительно унаследованных бабушкой домиков. Это было наименьшее, что он мог сделать для этой отважной женщины, которую семейство Сент-Обин отправило было в ад и только теперь вернуло обратно.
