Анна Рэндол - Грехи негодяя
Клейтон не поднимал глаз от листка, теперь лежавшего перед ним. Он делал вид, что увлечен работой, и очень надеялся, что Голов оставит без внимания вопрос Оливии.
– А что вам известно о других революционерах? Вы видели кого-нибудь еще в поместье графа? – ответил Голов вопросом на вопрос. – Я думал, вас держали взаперти.
Проклятие! Голов воспользовался ошибкой, которую Оливия, сама того не зная, допустила. Но она тут же это поняла и, взяв себя в руки, проговорила:
– Так и было. Я могла видеть людей во дворе только из окна, а оно располагалось высоко, и ничего нельзя было разглядеть во всех деталях.
– Но что-то вы видели?
– Почти ничего. Окно было маленькое и грязное.
– Вы должны рассказать мне все, чтобы я мог защитить царя.
Клейтон сомневался, что царь участвовал в махинациях министра. Очевидно, единственная цель Голова – защитить своего брата.
– Конечно, я расскажу вам все, что смогу. – Лицо Оливии стало задумчивым. Она никого не запомнила, кроме самого Аршуна и человека по имени Николай, которого граф убил у нее на глазах. Дрожь в ее голосе, когда она описывала его смерть, была искренней. Когда же она рассказала, как кровь пропитала ковер у ее ног, на ее глазах показались слезы.
«Перережу горло Аршуну, когда отыщу его», – твердо решил Клейтон.
Но почему он сам не расспросил Оливию о подробностях ее похищения? Наверно, потому, что не хотел ничего знать. Ведь любая царапина, любая ее боль или простое неудобство – его вина.
При этой мысли сердце Клейтона болезненно сжалось.
Министр же накрыл руку Оливию своей и проговорил:
– Мы делаем все возможное, чтобы найти его. – Ноздри Голова раздувались, а губы почти совсем исчезли. – Можете не сомневаться, он почувствует на себе всю мощь Российской империи. – Теперь голос Голова звучал вполне искренне, что немало удивило Клейтона.
Но вместе с тем Клейтон нисколько не сомневался: министр не верил Оливии. И конечно же, он знал о присутствии его брата в доме графа.
Его следующие слова подтвердили это.
– Полагаю, будет лучше, если вы сообщите мне все, что знаете, киска.
Подумать только! Голов назвал Оливию котенком! Клейтон даже не пытался скрыть отвращение. Он встал и подошел ближе к Оливии.
– Она сказала все, что знала.
Министр пожал плечами.
– Мне очень нравятся скрытые глубины. А вы, должно быть, ненавидите ее за скрытность.
Клейтону действительно не нравилось, что Оливия многое скрывала от него, но ненависти к ней он не испытывал. Более того, теперь-то он наконец понял, что был несправедлив к ней все эти годы. Осознание этого стало для него весьма неприятным сюрпризом, и он сказал себе: «Оливия должна быть в безопасности». Теперь эта мысль стала для него главной.
– Боже правый, вы все еще здесь сидите? – В комнату вошла Катя, и Голов был вынужден встать.
Княгиня широко улыбнулась:
– Превосходно! Сегодня у нас гости. Генерал Смиркин и его очаровательная новобрачная.
Генерал Смиркин был одним из немногих членов правительства, обладавших такой же властью, как Голов. И они с полицейским министром ненавидели друг друга.
Клейтон надеялся, что Катя сказала правду. Ведь Голов наверняка проверит ее слова.
Княгиня же, изобразив изумление, воскликнула:
– О, мисс Свифт!.. Вы выглядите утомленной, я бы даже сказала, осунувшейся. Что эти ужасные мужчины с вами сделали? Вам совершенно необходимо отдохнуть. Иначе вы заболеете.
Клейтон сложил листок с шифром и убрал его в карман.
– Мы можем продолжить завтра, – сказал он.
Голов нахмурился:
– Завтра – это совершенно неприемлемо.
– Тогда, может быть, поработаете без меня? – Клейтон пожал плечами.
Он поставил Голова в неудобное положение. Полицейский министр не мог признаться в своей некомпетентности перед Оливией и Катей.
– Мне жаль, что я вас расстроил, мисс Свифт. – Голов вежливо поклонился, затем поднял недобрый взгляд на Клейтона, и его кулаки непроизвольно сжались. – У нас с вами наверняка будет возможность поговорить. С глазу на глаз.
Когда он наконец вышел из комнаты, Катя содрогнулась.
– Прошу прощения. Возможно, он был вам полезен, но мои слуги наотрез отказались входить в эту комнату в его присутствии.
Клейтон кивнул:
– Вероятно, им не нравится убирать червей и куски разлагающейся плоти, которые он оставляет после себя.
Оливия и Катя уставились на него во все глаза, и рты у них одинаково раскрылись – стали похожими на букву О. Оливия первая пришла в себя и зажала рот ладонью, скрывая смех. Но веселье ее быстро прошло, и лицо снова обрело серьезное выражение.
– Я сегодня сделала ситуацию намного опаснее?
Клейтон шагнул к порогу и выглянул за дверь, желая удостовериться, что никто не подслушивает. Затем тихо проговорил:
– Возможно, Голов не знает, что его брат в тот день был у Аршуна, но он все равно не захочет рисковать. Ведь понятно же: если станет известно, что его брат – революционер, скандал погубит Голова.
– Иными словами, положение стало намного опаснее, так?
Клейтон не стал этого отрицать.
– Что будем делать? – спросила Оливия.
– Будем осторожны. Не думаю, что Голов сейчас рискнет открыто выступить против нас. Мы для него – лучший шанс взломать шифр. Революционеры тоже могут так думать. Это дает нам относительную безопасность до праздника. И еще… – Клейтон помолчал. – Я вовсе не испытываю к тебе ненависть.
– О… – Оливия смутилась. По правде говоря, она ждала совсем не этих слов. – Правда?
– Я же вчера поцеловал тебя.
Катя закашлялась и вопросительно покосилась на Оливию. А та быстро заговорила нарочито громким голосом:
– Кто приготовил эти чудесные блины?
Княгиня нахмурилась:
– Блины?… Ах да, их испек этот мужлан, которого Клейтон привел в мою кухню. Но кухарка, похоже, в восторге от своего нового помощника.
– Какой мужлан? – удивилась Оливия.
– Блин.
– Блин?! – Оливия вскочила на ноги. – Он здесь? – Она взглянула на Катю. – Ты говоришь, что он помогает кухарке, а не сидит взаперти?
– Не думаю, что во всем доме найдется столько веревок, чтобы связать этого великана. Клейтон спросил меня, смогу ли я принять его на несколько дней, и заверил, что он будет выполнять все необходимые работы по дому.
Дверь громко хлопнула – Оливия стрелой вылетела из комнаты.
Клейтон вышел вслед за ней. Когда он добрался до кухни, Оливия уже обнимала великана. По ее щеке скатилась слезинка, потом – еще одна. Она смеялась, пряча слезы, и хвалила Блина за чудесные блины.
