Королева в придачу - Вилар Симона

– Не она, так кто-то другой – не все ли равно. Я ведь и ранее слышала кое-какие намеки, но я не хотела верить. Заставляла себя не верить.

И вдруг застонала, сцепив руки:

– Чарльз, я не хочу, я умру там!.. Неужели это все, что ждет меня в жизни?

– Что – все? – резко спросил он. – Вы принцесса королевской крови, вы рождены для этого. Вас ждет высшая судьба – стать залогом мира меж двумя державами.

– Моя сестра тоже была залогом мира, а вот состоялась же битва при Флоддене! – вспылила Мэри. И тут же застонала: – Но почему же я, именно я должна стать женой этого старика?

– Ты – Тюдор, а это ко многому обязывает. К тому же ты женщина, а удел женщин – повиноваться и слушать тех, кто разумнее и дальновиднее. Ведь если бы у тебя была воля, чтобы заключить брак, поверь, ты сделала бы это не лучшим образом.

– О, тогда бы я выбрала тебя, – тихо произнесла Мэри.

Он молчал. А когда заговорил, голос его звучал почти нежно:

– Мы уже, кажется, говорили на эту тему. Между нами ничего не может быть. Я простой человек, а ты – принцесса Англии. И ты должна думать о своей родовой чести.

– Я не хочу быть женой старика!

– Успокойся. Людовик всегда был добр к своим женам.

– Особенно к Жанне Французской, которую он беззастенчиво бросил!

– Но возвеличил Анну Бретонскую. Она была подлинной королевой, истинной повелительницей. Это ждет и тебя, но, похоже, ты не понимаешь, какая это честь. Будь же умницей, Мэри, умей оценить все это... А выбирать самой мужа? Дорогая моя, ни одна женщина не обладает такой привилегией, и ты можешь утешить себя лишь тем, что все мужья похожи друг на друга.

– О да, старый Людовик и ты! Ты!.. О, я хочу быть твоей женой, а он... он не ты, Чарльз.

– Да, он не я! – вдруг вспылил Брэндон. – У него есть корона, власть, богатство, я же всего-навсего слуга. У него под рукой целая страна, которой он правит, я же держусь за свои выгоды, от которых и не подумаю отказаться, даже в угоду капризной принцессе. Ха! Он – не я. В самом деле! Он любит маринованных угрей, а я их терпеть не могу. У него зачесалась нога – а у меня нет. Да, он – это не я – решил я.

Мэри нервно хихикнула.

– Чарльз, что с тобой?

– А вот что! – он схватил её за руку и встряхнул. – Вы выйдете замуж за Луи. Я так хочу! Я был одним из тех, кто устраивал эту сделку, я работал над ней, и не допущу, чтобы вы помешали мне её осуществить. Я разрабатывал план договора и...

– Это неправда!

– Правда!

– Но я люблю тебя, Чарльз!

Она выпалила это, и сама испугалась дерзости своих слов. Ведь одно дело говорить, что хочет его в мужья. Брак – это выгодная сделка, контракт. А признание в любви... Леди не полагается первой говорить о чувствах. Это позорно. Это как признаться в неблаговидном поступке, как вывернуть душу на всеобщее рассмотрение... и знать, что тебя могут отвергнуть.

И она сама пришла в ужас от своих слов. Вспыхнула, отшатнулась, спрятала лицо в ладони.

Его голос был сух.

– Миледи, я уже говорил вам, что меж нами не может быть и речи о любви.

Она резко повернулась, пошла к воротам, словно собиралась уйти, но быстро вернулась.

– Тогда отдай меня за Валуа, за этого дряхлого подагрика, но знай,, что я люблю тебя. Вспоминай, как ты целовал меня, – а теперь меня целует старик, вспоминай, как мы танцевали, – а теперь меня ведет в круг эта коронованная развалина, вспоминай, как мы вместе шутили и болтали, – и представь, как я раздвигаю перед вонючим Валуа ноги и твержу, что изнемогаю... И знай, что душа моя больна, потому что, отдаваясь ему, я думаю о тебе!

Забывшись, Мэри схватила его за моховые отвороты и трясла, не замечая, что кричит и плачет. А потом вдруг оказалась в его объятиях, и он прижимал её к себе, успокаивал, гладил по голове. И она вдруг беспомощно застыла в его руках, притихла... и ей стало хорошо. Было просто удивительно, какую власть он имел над ней. Она стояла спокойно, почти смирившись, пока не почувствовала слабую дрожь в обнимавших её руках, не услышала у щеки бешеный стук его сердца. Медленно подняла голову.

– Чарльз?

В полумраке она различила яркий блеск его глаз, уловила с трудом сдерживаемое дыхание, и улыбнулась.

– Так ты по-прежнему утверждаешь, что я тебе безразлична?

Он не отпустил ее, лишь нежно убрал с её лба пряди волос.

– Тебе кто-нибудь говорил, Мэри, какая для человека самая главная любовь? Это любовь к жизни. Поэтому я должен отказаться от тебя. Ибо, разве ты так сильно любишь меня, что хочешь видеть мертвым?

Она вздрогнула.

– О нет! Но почему ты задаешь столь ужасный вопрос?

– Потому, что если мы дадим волю чувствам – моя голова очень скоро скатится с плахи. Таков будет единственный конец нашей любви, а тебя все равно выдадут за Людовика Французского.

– О нет, нет! Этого не случится. Генрих любит тебя, любит меня, я имею на него влияние.

– Генрих любит лишь себя одного, – заметил Брэндон, – но люто ненавидит тех, кто противится его воле. Поэтому, Мэри, пожалей меня и себя и смирись. Подумай лучше, какая тебе оказана честь – честь стать королевой Франции, подумай, какое богатство и роскошь тебя ждут. Ты будешь править и наслаждаться.

– Ах, оставь! – отстранилась она. – Я вовсе не дурочка, Чарльз. Я выросла при дворе и знаю, что правит именно король, а удел королевы рожать и подчиняться.

Теперь она не говорила ему о своей любви, осознав, чем ему это грозит. Но смириться... В ней жил неукротимый дух Тюдоров. Мэри постаралась взять себя в руки и спросила почти спокойно, на какой стадии находятся переговоры. Брэндон глянул на неё с невольным восхищением, стал посвящать принцессу в подробности, но оговорился, что пока дело окончательно не налажено, ей следует держать все узнанное в секрете. Она ухватилась за последнюю фразу.

– Значит, все до конца ещё не решено? Чарльз развел руками.

– Что вы хотите от меня, принцесса? Я уже увяз в этом деле. Генрих, Вулси, Норфолк, Лонгвиль... и я – мы все заинтересованы в этом.

– Чарльз, – вдруг перебила Мэри. – Я понимаю, ты преданный слуга короля, но ты ведь и мой друг. Вспомни свою клятву! Ты обещал помогать мне, оберегать меня.

И если любовь для тебя опасна, что ж, я буду молчать о ней. Но, ради всего святого, – она заломила руки, – помоги мне! Я умру в тоске с Людовиком, я пропаду. О, придумай что-нибудь, дай мне надежду! Иначе, как я завтра смогу смотреть в глаза всем этим людям... и королю? Я боюсь за себя, боюсь, что совершу что-нибудь ужасное. Её голос дрожал и срывался, из глаз текли слезы. Он потянулся к ней, словно желая утешить, но вместо этого опустился на колени, поднес к губам обе её руки, поцеловал их. Она сжала его пальцы.

– Я в беде, Чарльз. Помоги мне. Он резко встал.

– Чёрт возьми, но что я могу?

Он ходил вокруг неё кругами, весь ушел в свои мысли. Сейчас в его молчании, в его замкнутости, когда он словно забыл, что она стоит рядом, было нечто, что давало ей надежду.

– Хорошо, – наконец оказал он. – Я попробую.

И он посвятил её в свой план. Людовик готов на любые условия за новую королеву из Англии. Что ж, они сыграют на этом. Совет хотел потребовать за Мэри Тюдор пятьдесят тысяч дукатов – он настоит, что имеет смысл увеличить эту сумму до миллиона. Если Людовик, который достаточно богат и может выделить такую сумму из казны, примет это условие, то Брэндон настоит, чтобы в пункт брачного договора вошла передача Англии трех французских городов – Теруана, Сен-Кантена и Булони, важных портов в Нормандии, целесообразность приобретения которых не может не признать Совет. Если же эти пункты покажутся Людовику неприемлемыми, то от них можно будет отказаться... при условии, что Валуа вместо Мэри предложат её старшую сестру Маргариту Шотландскую. Она вдова, с трудом справляется с местной агрессивной знатью, и Генрих не может не понять, что для неё будет выгоден этот брак, а Мэри ему можно будет приберечь для иного союза. А там мало ли что скучиться.