Нарисованная любовь (СИ) - Грекова Анна

— Кого это ты имеешь ввиду?

— Никого, говорю вообще.

— Ты ничего не говоришь просто так. Рядом с тобой любой станет философом — так точно ты умеешь донести свою мысль и объяснить ситуацию. И не вбивай свои мысли в голову Дженни. Артур — хорошая партия. Да и если не он, кто тогда?

— Мало на свете молодых людей? Такое впечатление, что вы спешите спихнуть Дженни кому-нибудь.

— Ой, — всплеснула руками Эллина, — что я слышу? Ты забыл, что мы все пляшем под её дудку? Она сама принимает решение и ставит нас в известность. Это ведь только благодаря Джону свадьба отложена, а так бы мы уже только и видели Дженни здесь.

— Вот видишь, и Джон понимает, что не будут Артур и Дженни счастливы.

— Ты имеешь ввиду счастье в том смысле, как это понимаем мы?

— Конечно, а по-другому разве бывает? Мое счастье рядом с тобой. Я тебя очень люблю, моя дорогая. Той самой любовью, где и уважение и преклонение.

— Эталон любви, — счастливо засмеялась Эллина.

— Только так! Поэтому всех и примеряю к нему.

Глава 22

Этот вечер Дженни воспринимала, как самый спокойный из всех, которые ей запомнились. Она была дома среди дорогих ей людей. Правда, отца нет, но он уехал к себе, за него можно только порадоваться — что может быть лучше родных стен! Артур тоже был рядом, и она принимала это так, словно было уже тысячи вечеров, когда они сидели с ним в саду, разговаривали буднично, зная наперед, что будет сказано. Никакого радостного трепета, смущения, ожидания. Эдвина она принимала теперь как простого родственника: была с ним легка в обращении, смотрела открыто, не смущаясь. Она не могла отдать отчет, почему ведёт себя так. Покой внутри, теплое чувство в жизни, ожидание, но далёкое — далёкое, не беспокоившее — вот как вкратце объяснила бы она свои ощущения, если бы была необходимость описывать их. Но никто не о чём не спрашивал, всех устраивал текущий вечер с неспешными разговорами, чаем, сигаретным дымом. Лишь однажды сердце Дженни неожиданно для неё подпрыгнуло. Издалека послышался топот копыт, замерший у ворот, она на мгновение подумала, что это мог быть Роберт. Встрепенулась, поймала себя на том, что, не отрываясь, смотрит, как приближается какой-то человек. Ах, это всего лишь к Эдвину управляющий: обычные каждодневные дела. Ну и ладно, они расстались только сегодня утром, совсем немного прошло времени, он ещё не успел соскучиться. А она?..

Артур, прощаясь на ночь, так как уезжать собирался рано, поцеловал Дженни. Наверное, так отвечают на поцелуй мужа, к которому привыкаешь, и поцелуй воспринимается, как неотъемлемая часть жизни. Неужели она настолько свыклась с мыслью, что будет неразлучна с Артуром, поэтому не возникает чувства праздника от его прикосновения? Завтра уедет — и всё, не постучит попозже в двери, как Роберт, не будет слушать её «уходи», поступая по-своему.

Может, это и есть счастье — в постоянстве чувств и событий? Рвешься к чему-то необычному, хочется бури и восторга, а растворяешься в крепких, надежных руках, как у…Роберта?

О, какие мысли! Не подобает почти жене одного мужчины думать о другом.

— Я приеду вечером. — Артур ласково заглядывал ей в глаза.

— Я верю, и буду ждать.

Артур гнал лошадь во весь опор. Два дня не был дома. Ему казалось, что без него непременно будет что-то упущено, не досмотрят, ошибутся. Он понимал, что сам ещё не является полновесным хозяином, управляющий до сих пор подсказывает и наставляет, но чувство ответственности уже въелось в его сознание, не хотелось упускать ничего, знать всё, что делается.

В имении все было тихо. Артур успокоился, когда работник привычным жестом забрал его лошадь, а управляющий почтительно склонил голову в приветствии. Всё как всегда, нужно запомнить этот момент и впредь не терзаться понапрасну.

В доме тоже было тихо. Наверное, Алисия еще спит, что ей делать в такую жару? Пусть отдыхает, он не будет ей показываться, и вообще…

— Артур. — Голос был нежный, с хорошо скрываемой радостью.

Он обернулся. Алисия стояла у двери, простая, домашняя, несчастная.

— Ты не спишь? — Глупый вопрос, но нужно же что-то говорить.

Она подошла совсем близко. Артур не отстранился, но и не обнял её.

— Я скучала по тебе. — Алисия не смотрела ему в глаза, только терлась лбом о грудь. — Думала, приедешь в тот же день. Нет, я не сержусь. Я просто безумно скучала. А ты вспоминал меня? — она совсем по-бабьи глянула на него.

Артур молчал.

— Да, да, не отвечай. Та твоя девочка…она молоденькая, нежная, смешливая. И любит целоваться, потому что ждет идеального поцелуя, ищет его среди множества. Пока ей не понять…Ты не слушаешь меня?

— Алисия, зачем ты такая? Ты не похожа на себя. Заболела?

— Да, тобой. Думала, что вернёшься в тот же день.

— Я не обещал этого, не знал, как сложится.

— Ты не должен был обещать, только я надеялась, что сердце позовёт тебя ко мне.

Артур отошел от неё.

— Мне нужно умыться и приниматься за дела. Вечером опять ехать.

— Скоро приезжает Говард. У нас мало времени.

— Хорошо, что приезжает. Алисия, я буду говорить с ним о возможности поторопиться со свадьбой. Я не хочу тянуть, нужно определиться и обосноваться, зачем зря убивать время?

— Да, ты прав, нельзя упускать время. Пойдем, — она потянула его за руку.

— Алисия, у меня дела, ну, что ты делаешь?

— Пойдем. Ты узнаешь еще одну сторону любви — женщину, которая тебя ждала, не сомкнув глаз за два дня. Ту, которая скучает по тебе так, что не выразить словами. Здесь ты мой. Ты еще успеешь надоесть своей Дженни, это настанет скоро, а мне ты не надоешь никогда. Пойдем, мои губы уже готовы открыться навстречу твоим, видишь, руки сами на ходу срывают одежду. Ты же знаешь: со мной бесполезно бороться. И еще знаешь, что ни сегодня, ни завтра ты не поедешь к своей Дженни.

— Алисия, ты бредишь?

— Нет, я тебя хорошо знаю. А та девочка — терпеливая, доверчивая. Подождет. Пусть научится скучать, как я, когда что-то поймет в жизни.

— Не смей так про Дженни.

— Что ты, что ты, я — ничего плохого. Я только для тебя, обними, только крепче, ещё крепче. Любимый, единственный, жизнь моя…

* * *

Элиза сидела и смотрела в окно. Она не думала ни о чём: пусто в душе, лень шевелиться, даже дышать — если б можно было замереть совсем, окаменеть, чтоб перестать чувствовать равнодушно бившееся сердце. Куда делась веселая сообразительная девушка? Видимо, немного было отпущено ей беззаботных дней, они закончились, а впереди лишь обычная дорога обычной жизни.

Когда открылась дверь и вошла мать, Элиза оглянулась, но не выказала никаких чувств.

— Вот ты где, — проговорила Энн. — Я искала тебя в саду, думала, ты как обычно в это время прогуливаешься. Почему никуда не пошла?

Элиза только неопределенно пожала плечами.

— Ну, и хорошо, что ты здесь. У меня к тебе есть разговор, очень серьезный и важный для тебя. Давай сядем на диван. Мамочка принесла тебе чудесные новости. Ну, давай руку.

Она усадила Элизу рядом, взяла вторую руку и заглянула в глаза.

— Доченька, я очень благодарна тебе, что ты вняла моим наставлениям, успокоилась. Я не показывала виду, но так переживала, когда ты пыталась отступить от предназначенного тебе пути. Надеюсь, моя девочка поняла бессмысленность того, что затевала? Да, да, я не ругаюсь, сама была такой молодой, впечатлительной. Хотелось несбыточного, полёта, мечтала раствориться в блаженстве и остаться там навсегда. Что смотришь так удивленно? Я, по-твоему, не женщина? Сразу родилась такой древней, как сейчас? Всё помню, понимаю, поэтому и стремлюсь помочь тебе, как когда-то надо мной ворковала моя мамочка. Ты же понимаешь, что мамочки не делают ничего такого, чтобы их доченькам было плохо? Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Элиза.

— Я знала. Ну, не буду больше томить тебя. Вот ты и дождалась своего счастья! — Это Энн произнесла очень торжественно.